Я подождал, но он больше ничего не добавил. Поэтому я пробормотал «до свидания», вышел и закрыл за собой дверь. Коридор был низкий, застланный белым линолеумом; на потолке висели неоновые лампы. За окном в лучах полуденного солнца выделялась серая линия домов. Проходили люди, поодиночке и группами, большинство было похоже на студентов. Я рассматривал латунную табличку с черной выгравированной надписью «Отец Фасбиндер» и пытался вспомнить что-то важное, но так и не смог. Конец коридора терялся где-то вдали, светились белые лампы. На лестнице меня обдал резкий аммиачный запах; у меня слегка закружилась голова, а мысли точно затянуло в небольшой водоворот. На выходе меня ожидала стеклянная вращающаяся дверь; когда я подошел, она открылась сама. На какое-то мгновение я оказался в толпе своих бесчисленных бледных отражений, немного испуганных, с тихим жужжанием круживших вокруг меня; потом я наконец вырвался. Я вздохнул и вышел на улицу.
В станциях метро есть что-то зловещее. Запачканные углы, в которых спят опустившиеся люди, окурки и плевки на полу, хмурый свет, запах нечистот, с которым тщетно борются кондиционеры. Со всех сторон тебя сдавливают незнакомцы, за окном проносится тьма, на другом конце вагона угрожающе громко смеются подростки. А люди: их бледные лица, печальные плащи. Они тут ни при чем; наверху, на улице, они выглядят совершенно иначе. Все дело в месте. Стоит кому-нибудь спуститься под рукотворные каменные своды, и уже трудно поверить, что у него есть душа. Вероятно, причина только в освещении, но признаюсь: ад представляется мне местом, отдаленно напоминающим метро.
Но ничего не поделаешь: мне приходилось ездить на метро по крайней мере два раза в день, утром и вечером. Около шести оглушительный звон маленького будильника разрывал в клочья мой сон; через час я выходил из дому. Улицы казались усталыми и грустными, только на рекламных щитах ухмылялись разноцветные идиоты. Школьники с огромными рюкзаками плелись навстречу скуке; люди в галстуках, с кейсами из искусственной кожи в руках взбирались на подножки трамваев; машины создавали пробки на перекрестках. Нырнуть в метро; как крылья бабочек, разворачивались газеты, двадцать одинаковых иллюстраций, двадцать одинаковых заголовков. Вынырнуть из метро, прочь из тьмы, на волю из подземелья.
А вот и он. Богословский факультет. Он спрятался между безымянным небоскребом, целиком занятым офисами, и рестораном («Закусочная Врампы. Горячие блюда круглосуточно»). Не так давно факультет отремонтировали, и теперь в окнах зеркальные стекла, стены выбелены, в каждой аудитории дорогие проекторы. Утро: лекции профессора Хальбвега по философии, профессора Фасбиндера – по догматике, экстраординарного профессора Миддлбро – по литургике. Обед в закусочной Врампы, горячие, но невкусные блюда. После обеда «История искупительного подвига Христа» у профессора Вальдталля, экзегетика и история Церкви у профессора Плука.
