».
Три источника и три совершенно разные характеристики криминальной переписки. Особенно поразительно расхождение между двумя официальными документами.
Из беседы с Н.Д.Виткевичем:
– Переписка велась через полевую почту. Неужели не боялись?
– Она же имела конспиративный характер.
– Ваша конспирация была слишком прозрачной.
– Ну…думали свобода слова.
– У нас?
– Нам все равно нечего было терять. Смерть постоянно висела над нами.
– У Вас может быть, но Александр Исаевич был далеко от передовой.
Новое затруднение с ответом.
– Ну…просто лезли на рожон» (23).
В чем же заключалась конспиративность этой переписки?
Если верить ее корреспондентам, несмотря на «ребяческую беззаботность», у них хватило ума не упоминать И.В.Сталина под своим именем. В беседе со мной 8 января 1993 г. Н.Д.Виткевич заявил: «Сталина мы называли Пахан» (24). О том, что в своей переписке они «поносили Мудрейшего из Мудрейших», «прозрачно закодированного» ими «в Пахана» А.И.Солженицын пишет как в «Архипелаге» (25), так и в автобиографической поэме «Дороженька» (26)
Тому, кто хоть немного знаком с той эпохой, трудно представить себе критическую переписку о И.В.Сталине, в которой последний фигурировал бы под своей фамилией. Еще более невероятно обозначение его в подобной переписке кличкой «Пахан». И дело не только в настроениях и условиях того времени. Если бы И.В.Сталин действительно упоминался в переписке под такой кличкой, то, независимо от ее содержания, тогда этого было достаточно для привлечения авторов писем к ответственности, так как подобная кличка означала не только оскорбление верховного главнокомандующего, главы партии и государства, но и характеристику существовавшего политического строя как преступного по своему характеру. Абсурднее конспирацию вряд ли можно вообразить.
Обратимся теперь к «Резолюции № 1» (27).
Во время встреч с Н.Д.Виткевичем я трижды просил его раскрыть содержание этого документа и объяснить, почему он так странно назывался, всякий раз Николай Дмитриевич искусно уходил от ответа (28). Более «откровенным» в этом отношении оказался А.И.Солженицын:
«…Я, – утверждает он, – не считаю себя невинной жертвой, по тем меркам. Я действительно к моменту ареста пришел к весьма уничтожающему мнению о Сталине, и даже с моим другом, однодельцем, мы составили такой письменный документ о необходимости смены государственного строя в Советском Союзе» (29).
«“Резолюция” эта, – читаем мы в «Архипелаге», – была – энергичная сжатая критика всей
