— Я за напитками, — сказал он, повысив голос, чтобы я услышала его поверх музыки. И снова ушел.
Я поставила тарелки на стул рядом и принялась осматриваться. Все в помещении — даже учителя и сопровождающие — были в костюмах. Их наряды варьировались от ужасных (циклопы, демоны, мумии, зомби и всякие другие чудики, демонстрирующие глубокие раны, отсеченные конечности и прочие увечья) до возвышенных (феи, принцессы, богини всех мастей, закутанные в полупрозрачную мерцающую ткань). На меня уставились два мальчика с лицами, разрисованными шрамами и кровоподтеками.
Все вместе выглядели ужасно воодушевленными и наивными. Я снова порадовалась, что мы с Майклом не надели масок.
Когда он наконец вернулся, я уже достаточно освоилась, чтобы откусить кусочек принесенной им пиццы. Это оказалось ошибкой.
Еда у меня во рту имела странный, горьковато-сладкий вкус, не похожий ни на что из того, что я пробовала раньше. Я проглотила ее как можно быстрее и тут же почувствовала приступ тошноты. Лицо у меня запылало. Я выронила тарелку и метнулась к дверям, даже ухитрилась добежать до края парковки прежде, чем упала на колени и меня вырвало.
Когда спазмы в животе прекратились, я услышала чей-то смех, злобный смех, неподалеку. Спустя несколько секунд раздались голоса.
— Что это было? — спросила Кэтлин.
— Пицца. Просто пицца, — ответил Майкл.
— На пиццу же кладут колбасу, — сказала Кэтлин. — Как ты не додумался!
Она опустилась на колени рядом со мной и протянула мне салфетки, которыми я вытерла лицо и рот.
Потом мы с Майклом сидели на холодной траве, и он жалел, что так получилось.
Я покачала головой.
— В обычных условиях я бы заметила колбасу. Но было темно, и все эти запахи сбили меня с толку.
Майкл вовсе не казался «застреманным», как выразилась бы Кэтлин, моей тошнотой.
— Это я должна перед тобой извиняться, — сказала я.
Он неловко положил руку мне на плечо, потом убрал.
— Ари, тебе не надо извиняться передо мной, — сказал он. — Ни в чем.
А позже в ту ночь, когда я немного поплакала в подушку над разочарованиями этого вечера, слова Майкла вспомнились мне и принесли неожиданное утешение. Но мне так хотелось, чтобы у меня был кто-то, кому бы я могла рассказать об этом вечере. Хотелось, чтобы у меня была мама.
— Ты сказал, По один из нас.
На следующий день мы, как обычно, сидели в библиотеке. Папа был в темном костюме, от которого его глаза казались ультрамариново-синими. У меня слегка кружилась голова, но в целом я чувствовала себя хорошо. О бале мы не говорили.
