Председатель штаба восстания объявил:
– На случай, товарищи, если всё ж таки проник к нам провокатор, все трое суток заседания никто со двора не выйдет! Разойдёмся руководить восстанием только непосредственно перед началом.
Володя одобрительно гмыкнул, кивнул, лицо сделалось придирчиво-жестоким – от того что в кузнице может находиться шпик.
Стали обсуждать план восстания. Ромеев, приняв вид страшно уставшего человека, впивался в каждое слово; как бы подрёмывая, приваливался плечом к соседу: рабочему лет за тридцать. Звали того Егор Павленин, он напоминал гусака: длинная шея, "разлапистый" с широкими крыльями нос на маленьком лице, опущенные уголки большого рта.
Павленин стал большевиком ещё летом семнадцатого, имел авторитет у "омского пролетариата". При Колчаке, замеченный в подстрекательстве к
забастовке, перешёл на нелегальное положение. "Володина" он знал около двух недель. Егора как-то сразу проняла симпатия к нему: до того своим выглядел этот потрёпанный человек с малограмотной речью, с некрасивым лицом, которое, едва упоминали о белых, делалось упрямо-злобным.
Павленин брал его с собой в проверочную поездку по явкам на железнодорожных станциях; ехать приходилось то в будке паровоза со знакомой бригадой, а то – на тормозной площадке. Обнимали друг друга, спасаясь от ветра, пили из горлышка бутылки вонючую самогонку, отрывисто переговаривались простуженными голосами. Проникнутый уважением к другу, Павленин думал, что тот, пожалуй, убил не одного беляка.
Сейчас в кузнице, слушая выступающего инженера-большевика, Егор наклонился к товарищу, шепча:
– Не спи, Володин! Самое важное толкуют…
Инженер объяснял: лишь только восставшие захватят вокзал, надо все паровозы быстро загнать в депо – там будет устроен взрыв, от которого ни один паровоз не уцелеет. Если придётся покинуть город, железная дорога останется парализованной на продолжительное время: а без снабжения белые не удержат фронт.
Будто б очнувшись от сна и не совсем понимая, Ромеев прошептал:
– Сдела-ам…
Донельзя грязный, лоснящийся ватник его был расстёгнут. Привычный Павленин, давно сам не мывшийся, заметил:
– Душок от тебя… прямо тухлой рыбой…
Володя, зевнув, пробормотал:
– Дык чего ж… энто раньше.
– Што – раньше-то?
Ромеев привалился к товарищу, поясняя сиплым шёпотом:
– На рыбной коптильне, ну, энто… чернорабочим был. Робяты – чего уж, не помню – в контору меня послали. Прикащик нос зажал – ну, плюнул на меня.
– А ты што ж? – прошептал Павленин заинтригованно.
