Ромеев спросил мальчишку:
– Разведку собранную они как отсылают? Не с голубями?
– С голубями! Пацан, постарше меня, с отцом занимаются. Отца по-чудному зовут – Алебастрыч. На Садовой, у Земской больницы живут.
– Срочно надо в контрразведку, – с затаённым – от ошеломления – дыханием, со странно-умилённым видом выговорил Шикунов. – Это целое подполье работает…
Задержанных повели. Женщина, охрипнув, со слезами ненависти выкрикивала:
– Вы неминуемо заплатите! За меня есть кому вступиться…
Как только вошли в кабинет Панкеева, барышня бросилась к нему, заламывая руки:
– Господин офицер! Мой отец – председатель земской управы!.. в Новоузинске… расстрелян красными! Мы с мамой спаслись в Самару, я ищу моего жениха – прапорщика Черноярова, он в Народной Армии с первого дня…
Привлекательная внешность незнакомки, её слова о папе, её слезы заставили Панкеева предупредительно вскочить, усадить мадмуазель в кресло. Он налил ей из графина воды, стал со строгостью слушать Ромеева, Быбина, Шикунова… Он понимал – разведчики могут изощрённо маскироваться, и, тем не менее, то, что эта барышня – большевицкая разведчица, в первые минуты представлялось неправдоподобным.
Да и вообще невероятно: человек, пусть в прошлом и даровитый агент сыска, едва оказался на станции, как тут же сразу поймал трёх лазутчиков.
Вероятнее было, что сметливый, ловкий тип на этот раз прибегнул к трюку, чтобы отличиться и застраховать себя от мести эсеров: вбил солдатампентюхам, что эти трое – шпионы.
Панкеев неприязненно бросил Володе:
– Нам о вас уже всё известно! Человек вы, кажется, неглупый. Но, – засмеялся издевательски, – не там ищете дурее себя. Не там!
– Господин поручик, не об нём разговор! – вмешался Быбин. – Вы этих проверьте.
Барышня, обежав огромный письменный стол, за которым сидел офицер, пригнулась за его спиной, будто на неё вот-вот набросятся и растерзают, – зарыдала, захлёбываясь:
– Я ни в чём не виновна! Мне к… генералу! Я обращусь… Папа расстрелян красной сволочью…
Напирал на поручика и "лапоть", выкладывая из кошёлки на стол каравай хлеба, шмат жёлтого сала, глаженые портянки:
– Извольте проверьте! Сын у меня доброволец! Сыну привёз… со всей душой против красных, а меня виноватят…
– Ладно! – раздражённо остановил Панкеев.
Шикунов, доброжелательно улыбаясь, негромко, но настойчиво высказал:
– Пареньку бы сделать допрос.
Мальчишка, бледный, заплаканный, стоял напротив стола, впивался взглядом в лица барышни, Ромеева, офицера.
