Маленькие рассказы о большой судьбе | страница 20
Открылась школа. Старое школьное здание сгорело, и занятия возобновились в бывшем поповском доме по соседству с Гагариными. Клушинцы переживали охлаждение к богу: церковь была взорвана, а благочинный уличен в пособничестве неприятелю. Школа открывалась на пустом месте, учительница загодя велела ребятам самим раздобывать учебные пособия и все необходимое для занятий.
— Ксения Герасимовна, вот чернила! — Конопатая девочка поставила перед учительницей бутыль с темной жидкостью.
— Это что?
— Свекольный отвар, густой-густой!
— Молодец, Нина!.. А у тебя что, дружок?
Пузан высыпал на стол десятка три патронных гильз.
— Палочки для счета.
— Молодец! А у тебя?
— Бумажная лохматура! — И похожий на воробышка мальчуган опрастывает хозяйственную сумку, набитую макулатурой: тут и обрывки обоев, и фрицевские приказы, и старая оберточная бумага.
— Молодец! А у тебя? — обратилась учительница к Юре.
— Вот… заместо учебника. — И он достал из кармана «Боевой устав пехоты».
— Отличная хрестоматия! — одобрила учительница. — Читать не совсем разучились?.. Гагарин Юра, начинай!
И Юра читает по складам: «За-щи-та Ро-ди-ны — свя-щен-ный долг каж-до-го…»
БУЯНКА
— …Ну, тут уж нам много легче стало, — сказала Анна Тимофеевна и вздохнула глубоко, как усталый пловец, наконец-то достигший берега, или путник — земли обетованной. — И, можно сказать, дорастила я своих меньших без особых затруднений, да и Алексея Иваныча на ноги поставила…
Разговор наш, часто нарушавшийся заходящими в дом людьми — по делу и просто по соседскому расположению, не отличался порядком, стройностью, и я вдруг обнаружил, что потерял нить рассказа о военной страде семьи Гагариных.
После изгнания немцев Анна Тимофеевна оказалась с младшими сыновьями на пустоши разгромленного и расхищенного неприятелями хозяйства. Алексей Иванович ушел в армию, старшего сына и дочь угнали в немецкую неволю, только в конце войны домой вернулись, и при матери остались десятилетний Юра и малыш Борька. Вокруг погорелье, разор. А жить надо. В качестве тягла выдали колхозу потерявших молоко коров. «Корова два шага сделает, взбрыкнет, вскинется — хлоп на землю и лежит. Поди-кось подыми ее!» — рассказывала Анна Тимофеевна. Но подымали — и пахали, и сеяли, и убирали скудный урожай. И примешивали лебеду к муке. И жили. Когда же Алексей Иванович из госпиталя пришел, стали и свой приусадебный участок возделывать. Он сколотил сошку, пахали всей семьей: сам за коренника, Юрка с Борькой на пристежке, Анна Тимофеевна пахарем. А кончилась война, решили в Гжатск перебраться. Думали, легче там будет с работой у Алексея Ивановича. Но вышло неладно. Алексей Иванович вконец расхворался: замучил желудок и костная болезнь. Пришлось Анне Тимофеевне одной семью тянуть. Все силы вкладывала в подсобное хозяйство завода, а дом, больного мужа, малых ребят вовсе забросила. И вот тут-то пришло к ней великое облегчение, позволившее оставить работу, взяться за лечение мужа, за всю домашность и воспитание ребят.