Чихнешь в воскресенье... | страница 35



Фредерика подавила беспричинный страх. Кто бы это мог быть? Кто ходит тут, украдкой и в то же время целеустремлённо? Шаги, казалось, приближались. Если бы можно было спрятаться — или заставить себя убежать. Но она не могла пошевелиться и понимала, что видна, как статуя на камне. Её, должно быть, уже увидели. И, стараясь подавить неуверенность и тревогу, Фредерика услышала собственный слабый голос:

— Кто здесь?

Молчание.

Она снова позвала, стараясь не показать свой страх.

И тут кто-то ответил: —  Простите. Я вас испугал.

Фредерика повернулась и прямо под собой среди де­ревьев увидела Роджера Саттона. Она молча смотрела на него, и мужчина сразу отвернулся. Она пыталась найти слова и наконец умудрилась сказать:

—   Всё в порядке, — а потом, словно должна была объясниться, добавила: — Я... я просто хотела уйти куда-нибудь...

—   Я тоже, — негромко ответил он. Потом почти обвинительным тоном: — Вы нашли мой камень.

—  Ваш   камень?

—  Простите. Конечно, он не мой, но я всегда прихожу сюда, чтобы побыть одному. Ещё с детства.

Фредерика, повинуясь неожиданному порыву, медлен­но проговорила:

—   Идите сюда. Садитесь. Я всё равно собиралась уходить.

—  Нет. Я сейчас уйду.

—  Пожалуйста, задержитесь на минутку, — с некото­рым удивлением услышала свой голос Фредерика. Ей неожиданно стало жаль молодого человека: он, знающий все леса Южного Саттона, безнадёжно заблудился в себе самом.

Роджер сел на камень пониже и повернулся к Фреде­рике спиной.

—   Простите, если я кажусь невежливым, — тихо сказал он. — Дело не в вас. Просто... просто я не выношу, когда на меня смотрят.

—   Знаю, — быстро ответила Фредерика. — У вас случайно нет сигареты?

Роджер достал из кармана смятую пачку и собрался было бросить её Фредерике. Потом передумал, поднялся выше, протянул ей сигарету, помог закурить и закурил сам. Она не смотрела ему в лицо, и он, немного постояв, сел рядом с ней. Они молча курили, потом Роджер сказал:

—  Филиппина говорит, что следующая операция будет удачной. Тогда я, может, перестану быть объектом жалости — или отвращения. Но я ей не верю.

—  Филиппина знает, что говорит.

— Да. Но она, скорее, пытается утешить меня. Дьяволь­щина! Не знаю! Мне уже всё равно. Филиппину я не пугаю. Она видела и похуже. Вы знаете, во время войны она была во Франции. Главным образом в концентраци­онном лагере.

— Да, я об этом слышала.

—  Уже?

—  Городок маленький. И кстати, она сама мне это сказала, — Фредерика чуть смущённо рассмеялась. — Понимаете, книжный продавец не может не поглощать городские сплетни, как губка.