Из глаз Джулианы брызнули слезы отчаяния. С тоской смотрела она, как внушительная фигура работорговца исчезает за массивными дверями, а вместе с ним испаряется и последняя надежда на то, что ее все же решатся отпустить за выкуп. Губы девушки против желания задрожали, и соленые, горькие слезы закапали из ее глаз все быстрее и быстрее, превращая роскошные интерьеры ненавистного дворца в сплошную расплывчатую картинку. Господи, что же она натворила? Зачем сгубила свою жизнь? Но почему, почему, когда она совершала этот безумный побег, ее глупое сердце не подсказало ей, что она стремится навстречу своей гибели!
На другое утро Джулиана проснулась ни свет ни заря. В комнате, куда ее вчера поместили, было светло, потому что ранний июньский рассвет уже остался позади, хотя солнце еще не поднялось выше дворцовых стен. Полежав немного, девушка приподнялась на низкой кровати и осмотрели свое новое жилище. Вчера днем, когда главный евнух Бахрам привел ее сюда, она ничего не видела из-за пелены слез, упала на кровать, забилась под одеяло и до самой ночи пролежала без движения. Но сегодня, при ярком свете великолепного летнего утра, Джулиана вдруг поняла, что у нее абсолютно нет ни малейшего желания умирать или отказываться от всех доступных благ жизни.
Помещение, в котором Джулиане предстояло жить, находилось на втором этаже длинного прямоугольного здания с плоской крышей. Дверь комнаты выходила на балкон, тянувшийся вдоль всего фасада и с которого можно было спуститься в просторный внутренний дворик с беломраморным фонтаном посередине огромного квадратного бассейна. Сама комната, отведенная Джулиане, была довольно маленькой, и из мебели в ней имелась лишь низкая узкая кровать, пара сундуков, обитых кованым железом, и небольшой круглый столик с принадлежностями женского туалета. Стены и единственное окошко с резной решеткой вместо стекол были задрапированы темно-красной узорчатой тканью. Самым неприятным оказалось то, что в комнате отсутствовали двери. Место в стене, где им надлежало находиться, закрывали шторы из цветных бамбуковых палочек.
«Плохо, – подумала Джулиана. – Кто угодно может войти и что-нибудь украсть. Хотя, впрочем, что у меня брать? Мне не оставили даже моей сорочки».
На одном из сундуков еще с вечера был разложен наряд – шаровары из светлого розовато-оранжевого шелка и просторная блузка с длинными рукавами и серебряной вышивкой вдоль неглубокого выреза. Надев на себя все это, девушка довольно отметила, что так она выглядит гораздо пристойнее, чем в своем вчерашнем воздушном облачении. Шаровары не просвечивают, и их мягкий шнурок удобно охватывает талию, а блузка достает до самых бедер. Проведя пару раз щеткой по спутавшимся за ночь волосам и сунув ноги в черные бархатные шлепанцы с серебристыми узорами и загнутыми мысами, Джулиана вышла на балкон, спустилась по тонкой лесенке во дворик, а оттуда прошла в огромный сад, который заметила еще из окна.
