Из растущей раны собаки хлестала липкая жидкость, судороги ротвейлера становились все слабее…
Рипли вдруг почувствовала странное покалывание в висках. Кровяное давление, что ли, скачет? Ну да, вот в носу лопнул один из мелких сосудов.
– Амен! – громоподобным голосом произнес Дилон, выбросив вперед правую руку.
И без команды кто-то нажал на кнопку, наклонив платформу подъемника.
Два окутанных пластиком тела – большое и маленькое, похожие на блестящие куколки, кружась полетели в вулканические недра печи.
И в тот самый миг, когда клокочущий металл принял в себя тела капрала Хиггса и Ребекки Джордан – Головастика, из ноздри Рипли ударила струйка крови.
Одновременно с этим собачья грудь наконец лопнула, и наружу высунулась страшная, неописуемая голова, покрытая бесцветной слизью. И долгий скрежещущий крик прорезал воздух…
Чужой вновь пришел в этот мир.
Клеменс посмотрел на Рипли, и она поспешно вытерла кровь рукавом.
Шумела вода в душе, но тюремная звукоизоляция была ниже всякой критики. Даже упругий плеск водяных струй не заглушал голоса за стеной. Сначала Рипли не очень прислушивалась, но потом поняла, что разговор идет о ней, – и замерла, улавливая доносящиеся до нее обрывки фраз.
– …Странно это все-таки: во всем экипаже – одна женщина. И именно она и осталась в живых! Не понимаю…
– Чего ты не понимаешь? – вмешался другой голос, грубый и хриплый. – Бабы – это дерьмо. Все, без исключения. Вот поэтому-то они всегда выплывают. Уяснил?
– Нет. Что-то тут иначе. – Обладатель первого голоса, похоже, не утолил свои сомнения. – Быть может… Ну, не знаю…
– Чего ты не знаешь, умник?
– Может быть, на ней лежит какое-нибудь предначертание Господне? – наконец решился выговорить первый.
Его собеседник даже задохнулся от возмущения:
– На ком? На бабе?! Ну, ты даешь! Женщина – сосуд греха, вместилище мерзости, не веришь мне – спроси у Пресвитера!
За стенкой по другую сторону от Рипли тоже говорили: гогоча, хлопая по мокрому телу, сочно причмокивая:
– А задница у нее ничего – крепкая, сразу видно. И вот здесь тоже все в порядке, как надо!
– Да что там болтать! Я тебе вот чего скажу, давай…
Говорящий инстинктивно понизил голос, и его перестало быть слышно. Потом тишину прорезало слитное ржание двух мужских глоток.
Рипли поежилась. К счастью, те, кто конструировал тюрьму, душевые кабинки догадались сделать отдельными. Но коридор был общим для всех. Пожалуй, ей следовало поспешить, пока к ней в кабину не ввалилась пара уголовников, одетых только в татуировку. Она быстро накинула комбинезон, протерла запотевшее зеркало, чтобы причесаться. Но из зеркала на нее глянуло совершенно незнакомое лицо: осунувшееся, с тенями под глазами и с непривычно голой кожей там, где должны быть волосы.
