Ее сердце | страница 47



Я уже открыл рот и издал первый возмущенный звук типа «Э!», когда осознал, что на меня в упор смотрят зеленые глаза из-за захватанных стекол очков.

— Однажды ловец — всегда ловец! — Ухмыльнулся профессор, открывая пиво.

Повинуясь тихому: «Акцио!», бутылка радостно выпрыгнула из рук Поттера и помчалась ко мне.

— А Малфой — он и в Азкабане Малфой.

Я с наслаждением сделал несколько глотков. Мозги мои, где вы?! Хамить Гарри Поттеру, Герою войны, профессору, пусть даже в Барсучьей гостиной, где все позволено… Вон и Роза на меня квадратными глазами смотрит, пальцем у виска крутит…

Ухмылка профессора превратилась в печальную улыбку:

— Туше, мистер Малфой. Но не шутите с такими вещами, на это надо иметь право.

— Здесь — можно, профессор!

Всегда было интересно, как Санни умудряется чувствовать надвигающуюся неловкость и расправляться с нею одной дерзкой в своей невинности фразой или лучистой улыбкой.

— Да? — Поттер картинно приподнял брови и запустил руку под мантию. — Ну, раз так…

На стол с остатками бутербродов жизнеутверждающе опустилась бутылка Огденского. Не хотел бы я сейчас лицезреть себя со стороны… Поттер привел Малфоя в ступор — спешите видеть, единственный показ!

А Герой войны обвел взглядом остолбеневших учеников и пожал плечами:

— Ну не с пустыми же руками в гости…

— Скорпи, не щелкай клювом! — Театрально прошипела Санни, протягивая профессору свой стакан. — Нам с тобой на эстакаде до утра!

Санни имела в виду матерные частушки про Вольдеморта, которые мы сдуру начали сочинять в один из особо скучных вечеров в Восточной башне. Частушки произвели фурор, и теперь каждый посетитель Барсучьей гостиной считал своим долгом внести посильную лепту в их сочинение и добавить пару четверостиший. Опус разросся до невероятных размеров и насчитывал теперь около сотни куплетов самого скабрезного содержания. Исполнение этот шедевра Хогвартского фольклора занимало около часа, и еще столько же требовалось, чтобы вспомнить его целиком…

Орать матерные частушки про Вольдеморта при Гарри Поттере?! Может, Авада все-таки гуманнее?.. Так подумал я, хлопнул полстакана огневиски и заголосил вслед за Санни:

— В Хогвартсе, в Хогвартсе,
В злое**чем Хогвартсе,
Спичка тоже «Чистомет»,
Только маленький еще!

Огневиски и забористый мат сделали свое гнусное дело: куплета после двадцатого «высокое собрание» перестало прятать глаза от профессора, а после тридцать пятого даже начало подпевать. Однако апофигей вечеринки пришелся на куплет после шестидесятого припева.