– На, покури.
Я вздрагиваю – ничего вслух не говорила, я вообще практически всегда контролирую себя и мысли вслух не произношу. Виола смотрит своими ледяными глазами:
– Никак не привыкнешь? Вот и я устаю иной раз. От ваших мыслей так фигово порой! Я ничего не хочу знать, а вы все думаете, думаете! Кури, это не сигареты. Только не затягивайся.
С сигарами я знакома, как их курят, знаю прекрасно. Но именно эта «Гавана» не доставляет мне никакого удовольствия, только резь в глазах.
– А все потому, что на самом деле тебя мучает чувство вины, – изрекает Виола, и я опять вздрагиваю. – Ты куришь изредка, причем только сигары, но тебя это угнетает – ты хочешь бросить совсем. Не волнуйся, скоро бросишь.
У меня возникает острое желание зажать уши и не слушать ее. А еще лучше – заодно и не видеть. Вот бывает же – внешне человек такой весь пушистый, белый, красивый – фарфоровая кукла. Но внутри… И взгляд… вот самое ужасное – ее пронзительный холодный взгляд. Мне кажется, что когда Виола смотрит на птиц, они замертво падают. И был только один человек, который мог переглядеть ее, заставить отвести взгляд. Марина. Говорят, Виола не рисковала копаться в ее голове, хотя очень хотела. Зато со мной она здорово экспериментирует. Она, кстати, очень четко определила человека, сделавшего мне подарок. Так и сказала: «А серьги-то тебе Хохол подарил». Причем не спросила – сказала утвердительно. Меня это бесит и пугает».
– Вот чертова баба, – с досадой бросил Хохол, который не любил Маринину подругу Ветку и был рад тому, что вот уже несколько лет они совсем не общаются.
Коваль только плечами пожала:
– Ну, забыла Ветка, что я просила ее никогда не лезть в голову Машке.
– Мариш, да не в том дело. Она просто не понимает, почему у вас с ней теперь все так, и винит в этом Мышку.
– Психолог, – усмехнулась жена, потрепав его по волосам.
– Чего – психолог? Тут много ума и образования-то не надо.
– Понимаешь, Женька… Я ведь на самом деле очень испугалась тогда, помнишь, когда Машку ашотовские бойцы прихватили? Я ни секунды не сомневалась бы, если б они выдвинули условия, – я на все пошла б. Очень страшно терять человека, с которым настолько близка.
– Тебе терять страшно всех, кроме меня, – буркнул Хохол.
Марина даже бровью не повела – муж всегда был склонен к таким заявлениям, и никакие слова и действия Марины не убеждали его в обратном. С годами она научилась пропускать подобные тирады мимо ушей.
Коваль давно не питала иллюзий по поводу своего мужа – да и вообще никогда не была склонна идеализировать его, но ее всегда удивлял тот факт, что Хохол настолько неуверен в себе. Уже давно она не давала ему ни единого повода усомниться в собственной верности. Но Женька все равно продолжал бешено ревновать ее и подозревать во всех смертных грехах.
