Наплевать на дьявола: пощечина общественному вкусу | страница 41



Тот, кто во что бы то ни стало захочет увидеть в этом сочном и увлекательном романе намеки на русскую политическую реальность, отправится по ложному пути. Обаяние Мастера Чэня в другом. Он написал кросскультурную книгу, оппозиционную процессу глобализации, ведь что такое кросскультурность, как не взгляд в зеркало мировой культуры без отвращения? Мастер Чэнь продемонстрировал нам что-то вроде «всемирной отзывчивости», на которую после Пушкина кто из русских авторов был способен? Турецкий подданный Орхан Памук – да. Уроженец ЮАР Джозеф Кутзее – безусловно. Лауреат британского Букера этого года Киран Десаи – пожалуйста. И только русские сочинители ощущать себя на перекрестке культур, писать о вслушивании в Другое почти совсем разучились.

Автор «Любимой мартышки дома Тан» едва ли не первым за последние годы откликнулся на вызов времени, правда, надев для этого маску с узким разрезом глаз и заговорив на языке массовой литературы.


Мастер Чэнь. Любимая мартышка дома Тан. М.: Издательство Ольги Морозовой, 2006.

Боль Айболита

О Корнее Чуковском в серии «ЖЗЛ»

В знаменитой серии появился еще один увесистый том – биография Корнея Чуковского. Автор сказок о «Мухе Цокотухе» и «Айболите» успел подружить с Блоком, Маяковским, Горьким, поучаствовать в хлопотах в защиту «тунеядца» Бродского, пообщаться с молодым Солженицыным. Самоучка, не получивший высшего образования, Чуковский написал классические работы по теории перевода, книги о поэзии Некрасова и стал доктором литературы Оксфордского университета.

Добрый сказочник, протяжным голосом читающий стихи про Федору и Айболита, белоголовый дедушка Корней – миф. Миф не нуждается в расколдовывании, он тоже несет информацию о времени, в которое сочинялся, и о людях, которые его сочиняли. Одно нехорошо – миф слишком мало рассказывает о самом «фигуранте». Правильность пропорций, точность исторической перспективы восстанавливаются лишь тогда, когда рядом с мифологическим портретом встает тот, с кого его рисовали.

Именно такой человек – желчный, задорный, издерганный, страшно общительный, жадный до людей и впечатлений, а временами несносный мизантроп, темперамента бешеного, таланта нешуточного – в общем, «живой, как жизнь» – и смотрит на нас со страниц биографии, написанной Ириной Лукьяновой. Едко посмеивается над «дедушкой Корнеем».

Бастард, незаконнорожденный сын прачки и студента Эммануила Левенсона, Николай Корнейчуков вырос в знойной, пыльной, пошловатой и шумной Одессе. И всю жизнь ее недолюбливал, называя своей родиной Питер, в котором действительно родился и прожил первые младенческие годы. Нескладного, длинного подростка выгнали из гимназии – и не только из-за указа, запрещавшего допускать в гимназии «кухаркиных детей», но и из-за неудобного, колючего характера. Чуковский освоил программу старших классов самостоятельно и все же сдал выпускные экзамены. А вскоре в газете «Одесские новости» состоялся его литературный дебют. Так одним лишь усилием воли он вбуравился в культуру, в критику, в занятия переводами, в художественную словесность. Он сам ввел себя за ручку в литературный круг.