Тихон присел на косоногий стул и угрюмо посмотрел на бутылку водки.
— Ну что, кстати, сходил вчера на медведя?
Василич кивнул и указал рукой на свежевыделанную шкуру, висящую над печкой.
— С чего, ты думаешь, я веселюсь и на балалайке играю? Сытый потому что. Ты мне лучше скажи, что тебя на работе не было сегодня? Начальство сказало, что это безобразие.
Тихон показал на уши:
— Уши я давеча отморозил. Шапку мою на медведя надевали, нельзя, говорят, без ушанки за приборы садить.
— Это оно верно, — кивнул Василич и протянул бутылку Тихону. — Без ушанки нельзя. А уши твои мы сейчас вылечим. Только водка заканчивается, ты допивай пока что есть, а я к Вове схожу, у него всегда полный шкаф.
Василич надел шубу, взял двустволку и лыжи с палками, у двери остановился и сказал сурово:
— Балалайку не трогай! Я ее вчера на себя записал, без письменного разрешения дать не могу.
Тихон кивнул и взял бутылку в руки. Посмотрел на этикетку:
«ВОДКА ПРОСТАЯ, 40 %. ОДОБРЕНО МИНЗДРАВОМ СИБИРИ»
— Такое сегодня, мужики, на работе было! — сказал пьяным голосом Вова.
До этого все трое пили молча. Остались четыре бутылки из пятнадцати.
— Мне-то что ты рассказываешь, я ж сегодня был… — сказал Василич. — Вон, ему говори.
Вова повернулся к Тихону:
— С утра мы… двор от мутантов всей станцией прибирали, а к обеду пришли к нам эти… в фуражках. Говорят, из лагеря они, и спрашивают, не видали нигде десять заключенных и майора ихнего с пистолетом?
Тихон смутно помнил, что вчера действительно приходил кто-то из лагеря, но все вчерашние воспоминания затмила новость об интуристах, и поэтому он спросил:
— А… и куда они делись?
— А мне откуда знать? — ответил вопросом на вопрос Вова. — Я их вчера вообще не видел. Это ты их к блоку реакторному водил.
Василич грохнул очередной допитой бутылкой об стол и, отстранив Вову, сказал Тихону:
— Не, ты, это, не бойся. Ты тут не при чем, они сами виноваты. Мутанты в подвалах шум с выстрелами услышали, подумали, расстреливать начинают, вот и взбунтовались. А эти, в фуражках, говорят сегодня, что зря мы мутантов расстреливали. Они, говорят, тоже люди, хоть и в подвалах сидят. Жалеть их надо, говорят, не виноваты они, что радиация.
— Мужиков простых они расстреливают, а мутантов им видите ли жалко, — добавил Вова.
— Ну вот и дожалелись! — сказал Тихон сурово. — Съели мутанты майора ихнего, и заключенных тоже.
— Да нет же, говорю! — рявкнул Василич. — Вот, скажем, если бы и съели — тогда бы фуражку-то оставили! И шинель тоже, так ведь?
