Над островом светало: звёзды поблекли, в сером утреннем небе разгоралась утренняя заря – первое ложное солнце, холодное, неяркое, уже показалось из-за леса.
Лишь отбежав от замка на приличное расстояние, почти к самому берегу, Семён остановился и, осторожно положив Олию на землю, смог наконец отдышаться. Кашляя и отплёвываясь, он немного походил по берегу – Хайк в это время, присев на корточки, занялся девушкой: пощупал у неё пульс на шее, приподнял веко и заглянул в зрачок; вёл себя черепаховый боец словно заправский врач.
– Как Олия? – Семён подошёл к Хайку. – Жива?
– Жива, – Хайк встал. – Вполне жива! Только спит она, очень крепко спит. Надо бы её, Симеон, к толковому специалисту… Моих познаний всё же маловато, чтобы точный диагноз поставить.
– К врачу, конечно! Сейчас организуем. Мар, ты… – Семён повёл было рукой в сторону спящей девушки и обнаружил, что всё ещё держит прихваченный из замка железный стакан – небрежно сунув посудину Хайку в сумку, Семён продолжил:
– Мар, давай-ка перенеси нас в хорошую больницу! В самую лучшую!
– Тогда нам на Перекрёсток надо, в военный госпиталь, – предложил медальон. – Там спецы классные! За деньги всё что хочешь сделают. Но берут дорого, учти.
– Без разницы, – махнул рукой Семён, – заплатим, есть золото в золотовницах… Давай, включай перенос! Быстрее!
– Сначала переоденься, – потребовал Мар. – Завалишься в военную больницу в таком виде, никто с тобой разговаривать не будет! Два подозрительных оборванца с беспамятной девушкой на руках, мда… Сначала вас всех арестуют, оборванцев то есть, а уж потом разбираться с девушкой станут.
– Верно, – Семён поспешно изменил свой наряд: чёрное трико превратилось в добротный тёмно-коричневый костюм неважного покроя, из числа тех, что носят всякого рода мелкие имперские чиновники в Мире Перекрёстка – Семён не хотел привлекать к себе излишнего внимания, – с белой рубашкой и коричневым галстуком; мягкие туфли стали твёрдыми и тоже коричневыми.
– То, что надо, – одобрил Мар. – Натуральный бюрократ! Сойдёт.
– Давай, включай переброс, – Семён взял Олию на руки.
– Момент, – утренний неяркий свет моргнул, сменившись полуденным, матовым и жарким; остров с замком, озеро, всё исчезло: вместо них теперь была голая, выжженная суховеем равнина от одного, задранного вверх, горизонта, до другого, такого же неправильного – будто стояли Семён и Хайк на дне безразмерной чаши; вдалеке по равнине цепочкой протянулся ряд громадных решетчатых башен, железных и ржавых, за башнями виднелись развалины города; в равномерно-белом знойном небе солнца не было. Вообще.
