– Надменней! Хами, кому говорю! – зашипел медальон. – А то не отвяжется.
– Шестой уровень! – гаркнул Семён. – У меня! Агрессивности, век воли не видать! Сплю когда хочу, лик папашки своего помню, зубы лечу. А все метийцы – гады и уши не моют.
– Про уши, знаешь ли, перебор, – задумчиво сказал Мар, – хотя кто знает, кто знает…
Продавец умолк на полуслове, сначала побледнел, а после пошёл багровыми пятнами. Мгновенно спрятав блокнот и ручку в никуда, он рухнул на пол и распростёрся перед Семёном ниц.
– О светлоликий! – с горечью взвыл продавец, неудобно выворачивая голову, чтобы хоть как-то видеть Семёна. – Не вели своей страже меня занормаливать! Не понял я, что шутишь ты, под видом чужеземца пришедший, верных слов не помнящего. Да будет сон твой глубок и лик отца светел!
– То-то же, – грозно произнёс Семён. – Давай обслуживай. И по быстрому. А то я к седьмому уровню запросто перейду. А после и к восьмому! Я в гневе страшен.
– Повинуюсь, – продавец вскочил, как на пружине подпрыгнул, и опрометью кинулся к круглому постаменту.
– Слушай, а чего я ему такое сказал? – тихонько спросил Семён у медальона, направляясь следом за продавцом. – Обидел его, что ли? Вон как носится. Как наскипидаренный.
– Разумеется, обидел, – охотно подтвердил Мар. – Ещё как обидел! Оскорблениями, дозволенными к публичному произношению лишь лицам королевской крови. У них там строгая иерархия насчёт ругательств, в их Чистолёдном Мире, – медальон зло хохотнул. – Гаденький мир. Все как один на психоанализе сдвинуты. В общественный сортир без опроса не пустят! Да и вообще, не люблю я метийцев с их татуированным румянцем. Один из моих хозяев был метийцем. Это, если ты не знаешь, низшая каста сотелей. А сотели…
– Отстань, – нервно попросил Семён, – а то я обрушу на тебя свою шестиуровневую ярость. Нечего меня подставлять! Наговорил, понимаешь, человеку из-за тебя чёрт-те что. Даже неудобно… За царя себя выдал! Тьфу.
– Ничего, – утешил Семёна медальон, – зато он теперь в лепёшку разобьётся, но предоставит нам то, что нужно.
– А что нам нужно? – удивился Семён. – Одежда, она и есть одежда.
– Ты давай иди, – уклонился от ответа Мар, – сначала посмотрим, чего у них в наличии имеется.
А в наличии имелось всё. Круглый постамент оказался и гардеробной, и складом готовой одежды одновременно: едва только Семён подошёл к нему, как над постаментом вспыхнуло белое неоновое зарево и стали в том зареве появляться развёрнутые в полный рост костюмы, один другого краше. Повисев несколько секунд в воздухе, очередной костюм исчезал, уступая место следующему. И все они имели ярко выраженный монаршеский стиль. Во всяком случае неизменная горностаевая мантия и бриллиантовые украшения по всему воротнику наталкивали именно на такую мысль.
