Дверь купе открылась так тихо, что я не сразу сообразил, почему передо мной стоит проводница.
— Я спрашиваю — вам нужна постель?
— Постель? Да, конечно.
Я вышел в коридор. Несмотря на полночь, лампы в коридоре не горят. Да в этом нет никакой необходимости, — здесь, возле Полярного круга, белые ночи все лето напролет. Зато зимой дни такие короткие… Сколько километров они могли проходить на лыжах в день? По целине, с тяжелыми рюкзаками… Воронов уверял, что не меньше двадцати пяти. Если они шли в день пять часов, а это максимум светлого времени в январе, то они должны были проходить пять километров в час. А снег в этих краях выпадал до двух метров… И им приходилось делать привалы.
Я расплатился за постель и вернулся в купе. Дневники проводница переложила на столик. Сверху оказалась тетрадь в коричневом переплете — дневник Васениной. Да, я не ошибся. Строчки торопливые, наползают друг на друга, вместо окончаний — кривые оборванные линии…
«26 января 1962 г.
Я опять еду в поход. Милые ребята, мне предстоит целые две недели спать с вами в одной палатке, есть из одного котелка… Сколько мы споем песен у костра!
Вагон качает, по стеклам бегут зыбкие тени, а колеса на стыках напевают однообразную бесконечную песню.
Под стук колес хорошо мечтать и придумывать волшебные замки. Из льда и инея, из детских грез и андерсеновских сказок. В прошлом году, тоже в январе, я видела на небе удивительный пожар. До этого я даже не могла представить, что солнце способно так раскрасить серенькое небо. Когда-то меня поразила картина Айвазовского „Среди волн“. Вздыбленное море, кусок нависшего неба и тонкий луч, прорвавшийся сквозь тучи. Я никогда не видела живого моря, я знала его только по картинам Айвазовского. А в прошлую зиму на Молебном Камне я увидела море — великолепное, яркое — на обыкновенном уральском небе. Это продолжалось всего лишь несколько секунд, когда солнце выглянуло из-за нижней кромки туч. И все преобразилось: на далекий Северный Урал ненароком заглянуло южное море. Над городом таких чудес не бывает.
Я люблю слушать перестук колес. Большинство людей в дороге спят. А я вспоминаю и мечтаю.
Иногда вдруг вспомнится, как на Тургояке удирал от града, крупного, с голубиное яйцо, Саша Южин, и хочется смеяться, и я зажимаю рот ладонями, чтобы не расхохотаться вслух. Саша бежал, прикрыв макушку руками, а на его лице был неописуемый ужас.
