— Я тоже. Врачи не пустили.
— … А без них ничего не выяснишь.
— Это точно. Поэтому тебе прежде всего нужно встретиться с ними. Не сейчас, а через месяц, скажем, или два. Когда они немного придут в себя. А я постараюсь раздобыть для тебя экземпляр официального заключения комиссии.
Мы с Вороновым обстоятельно обсудили все, что так или иначе имело отношение к "делу Сосновского".
Первую попытку встретиться с Сосковцами я предпринял в марте. Решил начать с Толи Броневского. Судя по групповому дневнику, это оптимист, остряк, он, наверное, легче других перенес трагедию, его будет проще вернуть к тем печальным дням…
Дверь мне открыл сухощавый седой старик. Старомодное чеховское пенсне, бородка клинышком, аккуратно завязанный галстук довольно модной расцветки на фланелевой рубашке… "Отец", — решил я.
— Вам нужен Анатолий? Пройдите, пожалуйста, он дома.
Толя сидел за столом. В комнате — кушетка, стол, рояль, две стены заставлены книгами. Он повернулся ко мне — такая же синяя фланелевая рубашка, пестрый джемпер, смуглое тонкое лицо. Полное сходство с отцом.
Я назвался, сказал в двух словах о цели визита. Он беспомощно оглянулся, словно не знал, куда меня посадить, забыл даже ответить на мое "здравствуйте".
Я прямо приступил к делу:
— Вы знаете заключение прокуратуры по делу Сосновского?
— Да, знаю.
— Мне кажется, что это заключение необъективное, мягко выражаясь. Оно, на мой взгляд, неправильно освещает кое-какие детали.
— Да, мне тоже так кажется.
— Вот я и решил разобраться, в чем оно необъективно. Но, вы сами понимаете, без вас и других участников похода мне не удастся установить истину. Не так ли?
— Да, да, конечно.
Странная метаморфоза: от волнения он не побледнел, а потемнел, словно на лице проступил какой-то скрытый загар. Он сжался и словно обледенел.
— Прежде всего, мне кажется, в заключении неправильно освещено поведение группы в ночь с пятого на шестое февраля, когда вы покинули палатку. Вы понимаете, кого я имею в виду?
— Да, конечно, понимаю.
— Обвинительное заключение прокуратуры целиком строится на ошибке командира группы. Ну, и, естественно, на поведении в ту ночь Васениной.
Толя молчал. Потом он поднял голову, на какую-то секунду я поймал его взгляд и понял, что он колеблется. Он вдруг сделал протестующий жест, и я оглянулся. В дверях стоял его отец. Я не успел сообразить, что произошло, как Толя ожил.
— Не надо, папа. Оставь нас вдвоем. Прошу тебя, оставь.
Старик бесшумно притворил за собой дверь.
