— Если так, оставайтесь при своем, — сказала она: — но знайте, что, кто бы он ни был, он оберет вас кругом, как обобрал уже все села и города, куда являлся. Между вами есть зажиточные мужички; кто хочет и кто мне верит, тот может мне отдать свои деньги на сохранение. Я вам в них и расписку дам. Подумайте и потолкуйте между собой.
Она ушла, и крестьяне, потолковавши, решили, что она их, точно, никогда не обижала, и что деньги будут целей у нее, потому что, если сам государь жалеет народ, то слышно, что его ребята шалят, и часа через два принесли к барыне большие мешки с медными и серебряными деньгами и получили от нее расписку.
Вера Александровна, приняв деньги, возвратилась в Москву, где купила дом, и из первых полученных с него доходов возвратила крестьянам их маленький капитал.
Мать ее, доживши до глубокой старости, впала в безумие за несколько лет до своей смерти. Вера Александровна поставила себе долгом ухаживать за ней, не жалея собственных сил, и проводила часто ночи, сидя у ее кровати. Случалось, что бледный свет лампады, горящей перед образами, наводил тоску на безумную, которая начинала плакать и громко требовала дневного света. Тогда тревога подымалась по всему дому; Вера Александровна приказывала зажечь свечи и иллюминовала, как для праздника, комнату больной.
— Посмотрите, маменька, — говорила она ей: — посмотрите, как светло, — светлее дня.
Анна Ивановна успокаивалась и засыпала. Все ее прихоти, все ее капризы сделались законом в доме. Покорная дочь часто переносила от нее безропотно брань и оскорбительныя слова, не отступила ни минуты от своего дома, но приласкать ее не умела и не пролила горячей слезы, закрывая ей глаза.
Вскоре после матери она похоронила брата, но и его смерть не была для нее несчастьем. Оставшись единственной наследницей всего отцовского имения, она стала им управлять, увеличила свои доходы и купила не один еще дом в Москве. Но от света или, скорей, от составленного ею кружка знакомых она все-таки не отставала, ездила в театр, много читала и собрала довольно значительную библиотеку. О своем туалете она не заботилась и говорила всегда:
— Попа и в рогоже узнают. Я в своем ситцевом платье сяду рядом с щеголихами, которые носят атлас да бархат, и они же первые мне поклонятся, а не я им.
В большой свет она показалась последний раз по случаю коронации императора Павла, о котором отзывалась всегда с уважением.
— Своими хорошими качествами он обязан лишь себе, — говорила она: — а в его проступках другие отдадут отчет Богу.
