и святая вода, и чудотворный образ Смоленской Богородицы, и с диковинным звоном какой-то таинственный колокол.
[60]Ходили по народу толки, что князь Мещерский изгоняет бесов молитвами, которые читает по книге, и деревянными четками, которыми хлещет бесноватого, что верующих (то есть принадлежащих к содержимой им тайной секте), он причащает каким-то особым, святым хлебом. Когда общество Марьи Босой, взяв с собой какую-то бесноватую Арину, которую звали верижницей, так как она носила вериги, и побывав в Новом Иерусалиме, пришло в село Козьмодемьянское, князь Ефим Васильевич радушно встретил странствующий хлыстовский корабль и прямо повел его к себе в моленную. Три раза ударил он там в диковинный колокол. Пришедшие изумились, услыша необычайный, таинственный звон. Князь стал читать утреню, но вскоре началось совсем иное служение в княжеской моленной. Арина верижница застонала, стоны ее превратились в дикие крики, ее корчило, она вспрыгивала кверху, потом падала наземь, произнося бессмысленные речи, прерываемые собачьим лаем и свиным хрюканьем. Прочие хлысты стали охать, бить себя руками в грудь и учащенно кланяться в землю. Очень обыкновенный прием, употребляемый и теперь при радениях. Князь подошел к Арине верижнице, стал хлыстать ее четками по голове, по плечам и по груди, приговаривая: «изыди, нечисты душе». Арина стихла, а князь пришел в восторженное состояние. Тогда вышел на середину зарайский подьячий Федор Григорьев и начал «радеть». Радение его, как оно описано в деле 1721 года, совершенно такое же, какое и доныне употребляется в хлыстовских и скопческих кораблях: он начал кружиться, потом с распростертыми руками понесся по всей часовне. Он кружился-кружился и, как мертвый, упал на землю. Восторженный князь Мещерский и его хлыстал четками. В заключение князь роздал всем кусочки хлеба, как бы причастие (тоже хлыстовский обряд).[61]
Открытые таким образом хлысты были разосланы по монастырям. Князь Мещерский отправлен в Соловки, но по вступлении на престол Анны Ивановны его жена княгиня Авдотья упросила государыню освободить мужа ее из заточения.[62]
В деле тайной канцелярии 1721 года сохранились две молитвы, по характеру своему совершенно похожие на молитвы и пророчества хлыстов позднейшего времени и даже современных. Местами даже слово в слово. Нам кажется, что молитва Алены Ефимовны, видоизменяясь постепенно, превратилась в нынешнюю хлыстовскую песню: «Церковь моя, церковь золотая!», которую мы приводим ниже. Знакомый сколько-нибудь с тайными сектами по одним этим молитвам мог бы заключить, что за люди были принадлежавшие к обществу Марьи Босой. Одна из них, молитва Алены Ефимовой, писана четырнадцатилетним ее племянником, сыном Пелагеи Ефимовой, Иваном Михайловым, под диктовку тетки. Вот она:
