— Прекрати! — Дадли пискнул и выбежал из комнаты, — Прекрати!!! Твоя поганая мать тоже делала так! Действовала мне на нервы! А родители все ей прощали! И взрывы в ее комнате, и ее шуточки, и ее ненормальность! А я ненавидела ее и тебя я ненавижу! Ты такой же, как она!
Тетя Петунья схватила тарелку и бросила ее в Гарри, который задержал ее магией в воздухе прямо перед своим носом. Тарелка мягко опустилась на стол. Гарри встал со своего места и, собрав все свое спокойствие, сказал:
— А мне говорили, что я пошел в отца, — и, улыбнувшись тому шоку, который отобразился на лице тети, вышел из кухни.
Поднявшись в комнату, Гарри еще долго слышал из кухни вопли Петуньи, доказывающей что-то Вернону.
Гарри уселся на подоконник и посмотрел на пейзаж за окном. Небо затянулось тучами, ветер клонил деревья к земле, через пару минут зарядил небольшой дождик. Гарри понимал, что неправильно поступил, издеваясь над Дурслями, но ничего поделать не мог. Ему так хотелось действовать, помогать Дамблдору в уничтожении Волан-де-Морта, увидеть друзей, что бы убедится целы ли они и здоровы… Гарри невольно подумал, как весело было бы пожить у Рона. Помогать близнецам с магазином, поболтать с мистером Уизли о маглских приспособлениях, повыдворять из сада гномов. Или у Гермионы. Она говорила что-то про поля, где она часто ездит на лошади. Гарри никогда не был в Сассексе. Он вообще мало где был.
Гарри и не заметил, как уснул. Он спал и видел сон, в котором было поле, полное высокой зеленой травы и всевозможных белых цветов. Здесь были ромашки, тюльпаны, розы, цветы, названия которых Гарри не знал, и цветы, которые он даже не видел. У большого, раскидистого дуба стояла девушка в длинном белом платье и кормила из руки белого единорога, красивая голова которого была увенчана хрустальным рогом. Величественное животное жмурилось от удовольствия, когда маленькая ручка девушки поглаживала его по голове, по грациозной шее, по гладкой спине. Она звонко смеялась, касаясь головок цветов, и Гарри чувствовал удивительную легкость и привязанность к этой девушке. Единорог, заметив мальчика, фыркнул и указал на него девушке своим, будто сделанным изо льда рогом. Девушка повернула голову к Гарри, ее темные волосы взметнулись в воздух. Ее лицо было такое неуловимо знакомое, такое ласковое и приятное, что Гарри хотелось оставаться здесь как можно дольше. Девушка улыбнулась ему, засмеялась своим звонким и счастливым смехом, и сказала: «Quio ohrly qym». Гарри не понял ее заковыристого предложения, он даже не знал, на каком это языке это она сказала. Девушка снова улыбнулась, и Гарри проснулся. От чего то запершило горло, от сна остался какой-то неприятный осадок… Гарри огляделся — он все еще сидел на подоконнике, но уже было утро. Гарри встал, потянулся (спина отекла от неудобной позы). Надо было идти завтракать, бурлящий желудок наполнил об этом гулким бульканьем.
