— Пускай его летает, дяденька!.. Не опускайте, барин! — хором упрашивали дети, обращаясь то к крестьянину, то к Дэнуцу.
— Давайте заведем его во двор и привяжем.
— Давайте! Давайте! — ликовал Дэнуц, от радости чуть не бросившись на шею своему спасителю.
И толпа детворы во главе с Дэнуцем до самых ворот бежала следом за высоко парившим змеем… Во дворе лаяли собаки, бегали туда-сюда слуги.
— Скорее, Дэнуц, а то опоздаем к поезду, — торопила сына уже сидевшая в коляске госпожа Деляну, ладонями прикрывая уши.
— Подожди, мама, видишь, я занят! — отвечал Дэнуц, дергая за веревку привязанного змея, словно испытывая его на прочность.
— Все в порядке, барин! Теперь-то уж не улетит, как-никак к дубу привязан!
— Ты кончил, Дэнуц?
— Да, но кто за ним смотреть будет? — забеспокоился он.
— Мы! Мы! — отозвались усеянные ребятишками ворота.
— Нет, я! — вызвался мальчик постарше, стараясь говорить басом.
Отгоняя псов, он вошел во двор и встал возле дуба, опоясанного веревкой.
— Как тебя зовут? — недоверчиво спросил Дэнуц.
— Маранды я сын, здравия желаю! — по-военному отчеканил мальчик.
— А как звать тебя по имени? — ласково спросила госпожа Деляну, выходя из коляски.
— Георгицэ, барыня, целую руку!
— А ты собак не боишься?
— Не-а!..
— Ты, Георгицэ, стой здесь и не двигайся с места! — приказал Дэнуц.
— Ecoutes, mon petit, il faut lui parler gentiment, pas de cette maniere; tiens, donnes-lui des bonbons.[1]
— На… пожалуйста, — поправился Дэнуц под пристальным взглядом госпожи Деляну.
И на городской лад протянул ему коробочку с лиловатыми конфетами. Георгицэ колебался, но приветливость барыни придала ему решительности. Он взял коробку. Дэнуц остался стоять с крышкой в руках, растерянный и возмущенный до глубины души. Госпожа Деляну рассмеялась.
— Ничего, Дэнуц, отдай ему и крышку… А тебе вот на водку, спасибо!
— Дай Бог здоровья барину, пусть растет большим да умным! — поклонился крестьянин.
Коляска тронулась.
Стоя на коленях и упираясь подбородком в опущенный верх коляски, Дэнуц с нескрываемой завистью смотрел на Георгицэ, который делался все меньше и меньше. И точно так же смотрела на маленького стража у дуба со змеем усеявшая ворота ребятня.
Оказавшись полновластным хозяином змея, Георгицэ, сын Маранды, осторожно потрогал туго натянутую веревку, загудевшую, как струна… и, не вспомнив про зажатые в кулаке конфеты, опустился на землю, прислонился к стволу, сложил руки на груди и стал глядеть в небо, точно влюбленный.
