Почему Пурикордов накинулся на Косареву, словно она находится у него в подчинении? Что за странные слова он произносил: прецептор, приор, орден? Он что, католик?
— И где, наконец, Ольга?
Я так погрузилась в размышления, что не заметила, как произнесла эти слова вслух, помешав певице допеть «Ночью нас никто не встретит, мы простимся на мосту».[22]
— Полина, что с тобой? — спросила моя злополучная подруга. — Ольга сейчас отдыхает в другом крыле дома, возле библиотеки, ведь ее комната пришла в негодность.
Этим изящным эвфемизмом она, как гостеприимная хозяйка, делающая все для удобства гостей, заменила правду о действительном состоянии Ольгиной комнаты. Но я не была на нее в обиде.
— Пойду навещу ее, — я встала и вышла из гостиной. Никто не сказал мне ни слова.
Поднимаясь по лестнице западного крыла дома на второй этаж, я услышала за собой частые шаги. Мне стало не по себе.
— Подождите, Аполлинария Лазаревна, я хочу вам кое-что сказать, — ко мне спешил Карпухин, перепрыгивая через две ступеньки.
— Что случилось, Иннокентий Мефодьевич? — удивилась я. — К чему такая срочность?
— Не ходите, прошу вас, к Ольге. В вашем визите нет никакой надобности. Она не готова вас принять.
— Но почему вы меня останавливаете? Кто вы ей и кто вам дал право говорить за нее? Уж не случилось ли с ней чего-либо плохого?
Он укоризненно посмотрел на меня и покачал головой:
— Убедитесь сами, я провожу вас, ведь вам неизвестно, где сейчас находится ее комната.
Карпухин подвел меня к одной из дверей и тихонько приоткрыл.
Ольга спала в глубине алькова. Ее пепельного цвета волосы разметались по подушке, на столике около кровати стояла склянка с остатками жидкости и пустой стакан. Осторожно подойдя к постели, чтобы не разбудить спящую, я взяла склянку в руки, открыла притертую крышку и понюхала. Запах был резким, напоминающим камфару. Я поморщилась:
— Что это?
— Отвар синюхи. Там еще пустырник и валериана, я точно не знаю состав. Ольга постоянно принимает эти капли — она плохо спит, а сейчас, после пережитого, ей, как никому, надо придти в себя и примириться с действительностью. Потерять одновременно и отца, и сердечного друга — тяжесть невыносимая для любого человека, намного более крепкого, чем бедная девушка.
Он взял меня под руку.
— Пойдемте отсюда. Если вам неприятно сидеть вместе со всеми в гостиной, вот здесь, рядом, библиотека. Хотите взглянуть?
— А что, у Мамонова с Ольгой были отношения? — спросила я, выходя из комнаты.
