Однажды она спросила, как его имя.
— Меня зовут граф де X... — отвечал он.
Тогда, движимая тем безотчетным тщеславием, которое таится в душе каждого из нас, она сказала:
— Я тоже не простого рода!
И она продолжала, впервые, вероятно, заговорив об этой давнишней, никому не ведомой тайне:
— Я дочь полковника. Мой муж служил вахмистром в полку, которым командовал папа. Я влюбилась в него и бежала с ним из дому.
— И поселились здесь?
— Да, мы скрывались.
— И вы больше не видели своей семьи?
— Нет. Ведь мой муж был дезертиром.
— И вы ни разу никому не написали?
— Нет.
— И вы с тех пор больше ничего не слышали о своей семье, ни об отце, ни о матери?
— Нет. А мамы тогда уже не было в живых.
В этой старухе сохранилось что-то детское, какая-то наивность и простота, присущая женщинам, которые бросаются в любовь, как в омут.
Он спросил еще:
— Вы никому об этом не говорили?
— Нет, нет! Я рассказываю вам потому, что Морис оглох. Пока он слышал, я не посмела бы говорить про это. А потом ведь после моего бегства я видела только крестьян.
— Но вы по крайней мере были счастливы?
— О да! Я была с ним очень счастлива. Я ни разу ни о чем не пожалела.
Я тоже вместе с моим приятелем прошлой весной посетил эту старуху, эту странную пару, пошел на них посмотреть, как ходят смотреть на чудотворные мощи.
И я с грустью, с удивлением, со смешанным чувством восторга и презрения глядел на эту женщину, которая последовала за грубым, необразованным гусаром, прельстившись его нарядным мундиром, и потом всю жизнь, не замечая на нем тряпья, по-прежнему видела его в голубом доломане, с саблей на боку, в сапогах со звонкими шпорами.
Между тем она сама превратилась в крестьянку. Прячась в этой глуши, она понемногу привыкла к своей однообразной жизни, лишенной всякой роскоши, всякого очарования, и примирилась с крестьянским укладом жизни. Своего мужа она продолжала любить. Теперь это была простая женщина, в чепце, в холщовой юбке; сидя на соломенном стуле за некрашеным столом, она ела из глиняной чашки картофельную похлебку, приправленную салом. Спала она на соломе рядом с мужем.
Она никогда ни о чем, кроме него, не думала! Она не сожалела ни о драгоценных каменьях, ни о шелках, ни об изящных безделушках, ни о мягких креслах, ни о теплых, надушенных комнатах со штофными обоями, ни о пышных пуховиках, в которых утопает усталое тело.
Ей ничего не было нужно — только он! Лишь бы он был здесь, подле нее, — больше она ничего не желала.
