– Сомневаюсь, что фортуне будет дело до нас, пока длится эта бойня, а ей не видно конца, – произнесла Мерседес, отломив себе кусочек лепешки. Она знала, что все оставшиеся лепешки пойдут на праздничный ужин прислуге.
– Раз я теперь дома, то займусь домашними делами, – заявил Лусеро. – Я договорюсь с комендантом французского гарнизона в Эрмосильо, чтобы он обеспечил охрану поместья.
– Не делай этого! Французы только навлекут на нас ненависть бандитов, обитающих в горах, а когда солдаты уйдут, нам придется платить двойную цену за покровительство чужестранцев.
– Ты стала очень расчетливой, Мерседес.
– Мне пришлось научиться этому, оставшись одной…
– Ты теперь не одна! – произнес он громко, чтобы его слова слышали служанки, наполняющие их тарелки.
– Что ж, я готова принять от тебя помощь, хотя мало рассчитываю на нее.
Слова жены заставили его поперхнуться первым же куском жаркого, отправленным в рот. До чего возросла ее гордость за эти годы, и чем, интересно знать, она так гордится?
– Моя мать, а затем отец Сальвадор напомнили о моем супружеском долге. Я готов его исполнить немедленно. Как ты на это смотришь, дорогая?
Нежное, искусно приготовленное мясо теперь у нее застряло в горле. Она с трудом проглотила этот кусочек. Трапеза с супругом оказалась тяжелым испытанием.
– Мне не надо напоминать о моем долге. Я посвятила свою жизнь Гран-Сангре, работая наравне с пеонами, торгуясь с перекупщиками и давая взятки правительственным чиновникам. Я делала все, что положено делать мужчине. Я даже однажды поставила к стенке французского полковника…
– И расстреляла? – Его брови в изумлении вскинулись вверх.
– Обстоятельства заставили меня изучить, как пользоваться двустволкой Ле-Фуше твоего папаши. Не так уж трудно из отличного ружья поразить цель.
– Но надо иметь мужество… – он, не скрывая любопытства, перегнулся к ней и уставился Мерседес в лицо, – …убить!
Последнее слово повисло в тишине.
– Я его пощадила.
– Пощадишь ли ты меня, если я потребую того, что хочет мужчина от женщины? Или направишь дуло ружья в мою грудь?
Он сжал ее руку в своей. Она не противилась.
– Твои ручки такие маленькие и нежные – руки настоящей госпожи. Поэтому они и могут сделать из любого мужчины раба. Ты знаешь, на что способны твои ручки, Мерседес? Ответь мне…
Она молчала, а он, вместо того чтобы заняться остывающей едой, начал рассматривать ее руки.
Не было на них длинных заостренных ноготков, кожа на пальцах и ладонях была жестче, чем подобало женщине ее происхождения и положения. Все, что за годы его отсутствия обрушилось на поместье Гран-Сангре, оставило след на этих нежных руках.
