— Я готов скромно служить ее величеству…
— Полно, не такой уж вы скромник, мистер Сесил. А служите вы прежде всего собственной власти и собственным интересам. Да не волнуйтесь. — Уолсингем поднял руку, предупреждая новый приступ красноречия, и продолжал, уже почти с сочувствием: — Многие люди сослужили хорошую службу своим монархам, служа на деле самим себе. Вы, кажется мне, из таких.
Сесил оправился от смущения.
— Кажется, вы слишком много знаете, — ответил он ледяным тоном.
— Я понимаю, кто вы, — ответил старик. — Вы готовы изворачиваться, ища преимуществ, вы держите нос по ветру и чувствуете опасность, подобно зверю, как чувствуете и благоприятный ветер. Мы с вами разные люди. Вы отличаетесь даже от вашего отца. Господь свидетель, я достаточно честолюбив. Но я всегда знал, что служу прежде всего Господу, потом моей стране, затем моей королеве. Вы можете нести такую же службу и делать это прилично, но на деле вы служите лишь себе.
— Королеве было бы интересно услышать, в каком порядке вы перечислили ваши приоритеты, — ухмыльнулся Сесил.
— Она пока что не станет слушать подобные вещи от вас, — ответил Уолсингем. — Вам еще долго предстоит карабкаться по лестнице успеха, прежде чем вы удостоитесь подобного доверия с ее стороны.
Ненадолго снова воцарилось молчание, затем Уолсингем заговорил:
— Отвечая на вопрос, который вы не решаетесь задать, скажу: у вас будет возможность узнать Генри Грэшема, и я не сомневаюсь, что вы сможете использовать это знание с пользой для себя. Я со своей стороны не вижу для этого препятствий… пока не вижу. Но учтите — у этого молодого человека есть свои идеи. Ну, на том и порешим. Будьте здоровы, Роберт Сесил!
Уолсингем добился своего. Пусть Роберт Сесил будет новым человеком у власти, но он, Уолсингем, уйдет из жизни, только когда будет угодно Небу. А пока пусть этот новый человек остается под его контролем. Уолсингем сомневался в доброжелательности Сесила по отношению к Грэшему. Но кто знает, насколько ценным окажется знание планов Сесила для Уолсингема, когда он должен будет принять окончательное решение.
— Рад видеть тебя живым, — прошептал Джордж, когда Грэшем вернулся в большой зал. Манион стоял рядом, по своему обыкновению, прислонившись к стене — он делал это, чтобы люди принимали его за одного из королевских слуг. — Расскажи, чего он хотел от тебя?
— Хотел, чтобы меня прихлопнули или повесили в Лиссабоне в качестве английского шпиона, — мрачно ответил Генри. Он тут же рассердился на себя за то, что излил свою горечь перед своим другом, и не стал поддерживать дальнейший разговор, тем более что обстоятельства не располагали к разговорам. Музыканты на галерее, одетые в роскошные зеленые ливреи (цвет Тюдоров), встали и затрубили в трубы, возвещая появление ее величества королевы-девственницы.
