— А что дальше было?
— Прохор стоял, курил. Подошел ко мне, мы стали разговаривать, — при этих словах Сапаров схватился за кинжал, висящий на боку.
— И что было дальше?
— Мне неудобно было при нем. Поэтому я сказала, чтобы стоял и курил дальше, а сама пошла за угол. И там на меня напали двое эфиопов.
— Как они выглядели?
— Сами в белом, а лица черные, только зубы светятся. Жилистые такие. Я как закричу: "Проша!", он бросился мне на помощь, и тут его один эфиоп и заколол.
— Вот так сразу?
— Ну да! Один меня держал крепко, второй за углом спрятался и нож выставил. Прохор и напоролся со всего размаху.
— И что потом было?
— Убежали они.
— Куда?
— Не знаю, я сразу над Прошей склонилась, а когда поняла, что он мертвый, так закричала.
— Не получается, — сказал молчавший до сих пор Головнин.
— Почему?
— Аполлинария Лазаревна, — повернулся ко мне Головнин, — когда вы проснулись?
— Рассвет уже занялся.
— Хорошо. А Агриппина проснулась до рассвета. И во двор вышла в темноте, по ее рассказу. А закричала только что, когда солнце уже выглянуло из-за гор. Что она делала все это время?
— Они тебя снасильничали? — рванулся к ней Сапаров.
Несчастная девушка отшатнулась, закрыла лицо руками и зарыдала во весь голос. Я принялась ее успокаивать.
— Мы найдем их, найдем и убьем. Успокойся, ты жива-здорова. Жаль Прохора, но ты не виновата. Он сам вышел из кельи. Бог распорядился, что поделаешь?
Сапаров презрительно плюнул и отвернулся. Григорий сидел все так же отрешенно, закрыв голову руками.
Во двор вышел Аниба Лабраг.
— Монахи обрядили вашего друга.
Мы вошли в большую комнату, не меньше трапезной. Прохор лежал на каменном столе. Лицо его выглядело умиротворенным. Автоном читал молитвы, горели свечи. Я перекрестилась. Малькамо, стоявший рядом со мной, повторил мой жест.
— По нашим обычаям хоронить надо до захода солнца, — сказал Аниба Лабраг. — Жарко.
Могилу вырыли на небольшом кладбище близ монастыря. Там уже покоились несколько монахов. Григорий собственноручно установил крест с косой перекладиной. Автоном без устали читал молитвы.
— Пора нам, братцы, — сказал Аршинов. — Тяжело, но надо. Потом подтолкнул Али вперед. — Ты останешься здесь, и будешь ждать нашего возвращения. Дорога очень опасная, а я не хочу тебя потерять.
Али не сказал ни слова, только кивнул и отошел в сторону. Я подивилась послушанию паренька.
Монахи вышли с нами проститься. Я приблизилась к Анибе Лабрагу:
— Благословите меня, батюшка.
Он положил сухую ладонь мне на голову и вместо благословения тихо произнес:
