Сапаров не шелохнулся, будто его это не касалось, Автоном размашисто крестился, а Агриппина умиленно подперла рукой щеку и несколько раз оглянулась, словно хотела убедиться, не видит ли кто нас.
— Прочитайте его вслух, — попросил Нестеров
Запинаясь, я прочитала церковно-славянский и протянула пергамент Малькамо:
— Тут на вашем языке что-то. Может, прочитаешь?
— Нет, — покачал он головой, — это на священном языке геэз,[44] я его читать не могу.
— Он не может прочитать, — сказала я всем.
— Может быть, я вам смогу в этом помочь? — вдруг раздался надтреснутый старческий голос на русском.
Около лестницы, также высеченной из камня, стоял старец. Весь в белом, на голове белая шапка, в тулью которой был словно вшит бублик, в одной руке посох, заканчивающийся большим крестом, в другой — метелка из конского волоса для обмахивания. Видом старый монах напоминал мумию, лицо прорезали глубокие морщины, но пронзительный взгляд выпуклых черных глаз заставлял задуматься, что не так он уж и стар. По крайней мере, на уме это не отразилось.
Малькамо, увидев его, кинулся навстречу, опустился на колени, и поцеловал край белого «шама» старика.
— Аниба Лабраг! — воскликнул он, и далее последовал страстный монолог. Старик удовлетворенно кивал, поглаживая юношу по голове.
— Постойте! — воскликнул Нестеров, сняв очки от удивления. — Откуда вы знаете русский? Вы были в России?
— К сожалению, не довелось, — ответил старик. — Но в нашей семье этой традиции не меньше двух столетий. Старшего сына старшей дочери всегда называют Анибой и отправляют в монастырь учиться наукам. А так как мы с вами братья по вере, то церковно-славянский входит в обязательную часть обучения. Мы преклоняемся перед мудростью ваших святых отцов: Сергия Радонежского, Серафима Саровского. Мой дядя, настоятель монастыря Дебре-Марьям, что в Кохаине, даже совершил паломничество в Россию и успел увидеть преподобного Серафима.[45] Я очень рад, что вы прибыли сюда и привезли мне моего любимого племянника Малькамо. Ведь я старший брат его матери.
— Прекрасно! Сам Господь послал вас! — сказал Аршинов и взял со стола пергамент. — Не сомневаюсь, что вы читаете на языке геэз.
— Разумеется, — кивнул Аниба Лабраг. — Это входит в классическое обучение дабтаров.
— Тогда вы поможете нам перевести то, что написано здесь? Дело в том, что мы бежим от Менелика и этот пергамент — единственная надежда на спасение нашей колонии на берегу моря.
Тут Автоном не выдержал. Упал на колени, и истово крестясь, возопил:
