– Ладно, ага. – Улыбаясь, я подражаю манере старика. – Ага.
– Ну и хорошо. Бывай. – Говорит старик. – Держи пять.
Я подаю руку и чувствую на ладони округлую тяжесть. Старик подмигивает и говорит:
– Мне часы уже без надобности, да и наследников нет. А ты, вроде, человек хороший, ага. Забирай их себе. И заводить не забывай, а то неровен час и вправду жизнь в городе остановится. А я уже старый стал, слабый. Чую до зимы не дотяну. Сегодня, вот, пришел с котельной простится, всю жизнь, почитай, в ней проработал. Вот растоплю последний раз, пару лопат уголька подброшу и все.
– Может не надо? – я пытаюсь отказаться от подарка.
– Надо, надо. Все. Ступай отсюда. Ходят тут всякие, от работы отвлекают. – Бурчит старик и, охнув, поднимается со стула.
Бывший истопник спускается в подвал, держась за стены, и, что-то бормоча под нос.
***
В городе царит ночь. Я иду по Шелковой улице, вот-вот должны зажечься фонари, наполнить улицы оттенками желтого и белого, сделать листву серебряной и приглушить звезды.
Я прихожу на площадь Восстания и сажусь в трамвай. На моих часах, похожих на летающую тарелку, 23:48. Время пролетело незаметно, как невидимая бабочка. Наверное, старик прав и уезжать мне не следует. Я договариваюсь с собой, что проведу в городе еще месяц. И если перемен не почувствую, то покину его навсегда.
Трамвай останавливается на перекрестке. Светофор загорается красным. Я смотрю в окно, на улице ни души. Нет прохожих, машин. Тишина и покой, даже листва деревьев неподвижна. На город спустилась ночь, успокоив площади и проспекты, опустошив магазины и кофейни, погрузив тупики и переулки в сон. Я вспоминаю о Бобе, наверняка сейчас он зажигает вовсю. Ночные клубы – единственные места, куда ночь не способна пробраться, там до утра продолжается праздник.
Я обращаю внимание на сгустившуюся тишину, звенящую, как настойчивый комар в темной спальне. Я смотрю в окно, светофор по-прежнему красный, на перекрестке ни одной машины. Я оглядываюсь, вагон трамвая пуст. Я не помню, сколько времени мы стоим на месте, и от этого делается страшно. Тишина плотная, как хорошая диванная подушка. Темнота обступила трамвай, фонари никак не зажгутся, и только красный глаз светофора освещает клочок пространства. Внезапно свет в трамвае гаснет. Я чувствую, как замирает воздух. Светофор глядит в окно, превращая вагон в фотолабораторию на колесах. Красные сиденья, красные стены и поручни, черные квадраты рекламных объявлений, непроницаемая дверь в кабину вожатого.
