Возле входа в подвал на складном стуле восседает старик в байковой рубахе, кепке и брюках в полоску. Я подхожу к нему:
– Здравствуйте, не подскажите это дом двадцать один?
– Он самый, ага, ищешь чего?
– Да… уже, наверное, нет.
– И это правильно, ага. Зачем искать коли у тебя и так все есть?
– Это вы о чем? – удивляюсь я.
Старик подмигивает и говорит:
– А вона у тебя на майке написано: "Бог внутри", стало быть, так и есть. – Он улыбается, обнажая босые десны.
– Нуу… – я развожу руками, не зная, что ответить.
А старик продолжает:
– Людей много стало, с виду все одинаковые, добрые, стало быть, а что у них внутри и не понятно. Все в себе, ага. Говорят одно, а поглубже копнешь, у кого деньги в башке, у кого власть. Кто-то подлость вынашивает, кто-то жене изменяет. Не хотят жить спокойно, не хотят.
– Наверное…
– А может, выпьешь со мной, ага? – спрашивает старик.
– Да не, я лучше пойду.
– Ты не сомневайся, чистый продукт! – говорит он и вытаскивает из-под стула бутыль, заполненную наполовину желтой жидкостью, на горлышко надеты два пластиковых стакана. – Прямо, как тебя ждал, взял, понимаешь, две емкости.
– Это что? – инстинкт самосохранения подсказывает мне, что пить это не следует ни в коем случае.
– Чистый спирт на мандаринах настоянный, ага. Сам делал. Тут главное-то что? Главное мандарины не чистить, целиком в спирт класть, и в прохладное место на месяц, а лучше на два. Тогда и цвет, и аромат и без закуски можно. Ты попробуй. – Старик наливает треть стакана и протягивает мне.
Пахнет мандаринами и новым годом. Подступает давно забытое чувство ожидания праздника. Я закрываю глаза и опрокидываю стакан. Спирт, заполняет каждую клеточку тела. Я чувствую ускорение пульса, словно застоявшаяся кровь разгоняется по венам, медленно, как паровоз. Я слышу резкий свист и шорох крыльев. Открываю глаза и вижу над головой вечернее небо и стаю голубей. Я чувствую головокружение и сажусь на корточки.
Старик на стуле улыбается.
– Что это было? – спрашиваю я.
– "Городовуха". Сам городовой меня делать научил. – Говорит он.
– Кто?
– Городовой, в этом доме жил. Хороший был человек, ага. На аккордеоне играл, бывало, выйдет во двор вечером и говорит: "Ну что, устроим бал?" – Бал?
– Ну да, танцы. Народу много приходило, считай, весь двор был заполнен. Многие с проблемами своими приходили. А он никому не отказывал, всех выслушивал и часы заводил. Эх, хорошо жили… Я тогда истопником работал.
– Какие часы? – я чувствую, что голос стал немного чужим и звучит издалека.
