Из под Ярцево бегут группы солдат из разбитых частей и мы Их должны переводить через минное поле. Они направлялись на Ржев, там был сборный пункт, там их собирали, распределяли и направ ляли по частям. Так жили мы, днем всматриваясь в цветистую желтизну и зе лень леса, а ночами вслушивались в туманную даль низины, лежавшую впереди. 7 сентября сорок первого года, приказом как у нас говорят. три ноля пятьсот девятнадцать по войскам Московского военного округа мне было присвоено воинское звание лейтенант, а 22 сентя бря, пятнадцать дней спустя после отправки на фронт, я получил ранение в ногу. Дело было так: меня вызвал к себе командир роты за получе нием боеприпасов. (…) Был яркий и солнечный день. Мы шли со страшиной Сениным по лесной узкой дороге, было жарко даже в тени. Он вытирал потное лицо своей большой шершавой ладонью, снимал с головы пилотку и помахивал ей. – Ну и погодка! – басил он. Настоящее бабье лето! Какая будет зима? Мы подошли к деревне, где стояли наши ротные повозки, и в это время подъехали две груженые боеприпасами машины. Командир роты направил их к опушке леса. Они въехали в край леса и мы подошли, чтобы отобрать себе боеприпасы, и в это время откуда-то прилетел немецкий самолет. Откуда он взялся? Всё произошло так внезапно и быстро! Мы не успели отбежать от машины, он сбросил несколько фугасных бомб. Сбросил и улетел. На этом всё и закончилось. Машины и боеприпасы не пострадали, прилетев ший немец явно дал маху, а мне касательно попал в ногу осколок. Пробило сапог, задело сверху ступню, пошла кровь, а боли я никакой не почувствовал. Старшина помог мне снять с ноги сапог, рана была небольшая. Осколок рассек мне ногу сантиметра на два. /Подошва была цела/ Прибежал ротный санитар, смазал мне рану и наложил повязку. Мне даже в голову не пришло, что у моих солдат во взводе отсутствуют перевязочные пакеты. Я об этом вспомнил только потом. Старшина Сенин получил снаряды и я на ротной повозке уехал к себе. Некоторое время я хромал, ходил даже с костылем, который мне смастерили солдаты. Но вскоре рана перестала болеть, по-видимому, затянулась. Я всё пишу о себе и о себе, как будто не о чем больше рас сказывать. Есть, конечно, много, о чем следует написать.
Я и сейчас ясно вижу и слышу: как ходят, что делают, о чем гово рят мои солдаты. Об этом можно было бы рассказать, но я каждый раз тороплюсь и пропускаю многие моменты. Вот хотя бы один из них: – Сынок! Не пойдешь ли попариться в баньку? – говорит мне один пожилой солдат, фамилии его я сейчас не помню. – Слушай, что это за обращение? Сынок, да сынок! – Ты вот что, папаша! – Я тебе во внуки гожусь. А ты мне – сынок! – Теперь сообрази! Я для тебя кто? – Что вы, товарищ лейтенант, это мы из уважения! – Товарищ лейтенант, говоришь! Боевая обстановка на носу, а он мне – «сынок, пойди в баньке попарься»! – Старшина Сенин, проработай с ними этот вопрос! Они устава не знают. Разъясни им уставной воинский порядок, как нужно обращать ся к своему командиру! А то, я вижу, они мне в родны папаши наби ваются. У нас здесь служба, а не семейные дела! После этого слова «сынок» я больше не слышал. О ранении я тоже не хотел говорить, это была царапина по сравнению с настоящей раной. Ноя события последующих дней, моя хромота, которая мне мешала ходить и резкое изменение обстановки перевернули в один день всю нашу спокойную жизнь. Никто не предполагал, что наше пребывание в укрепрайоне однаж ды и сразу неожиданно кончится. Все подземные сооружения и бетон ные укрепления нам придется внезапно бросить и бежать, как тем беспризорным солдатам, которых мы только что переводили через мин ное поле. Как рассказывали они, немцы наших убитых и раненых не считали. Они под Вязьмой и Сычевкой отбирали только крепких, здоровых и молодых, и отправляли их на работу в Германию.* 9 октября, в пятницу, во взводе устроили баню. Ее закончили конопатить высушенным на солнце мхом. Уложили на обручах по-черному камни, чтобы пахло дымком и решили затопить. Старшина объявил банный день и солдаты, свободные от дежурства, пошли париться первыми, чтобы потом подменить остальных. Раскаленные камни шипе ли и фыркали, когда на них плескали водой. */Как потом стало известно, командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал фон Бок направил Гитлеру в подарок 200 тысяч военнопленных из этого района. Под Вязьмой и Сычевкой в окруже ние попали: 19-ая, 20-ая, 24-ая и 32-ая Армии Западного и Резерв ного фронтов./
