Она никогда не стояла прямо. Все время изгибалась, скрещивала ноги и часто ударялась. Он досадовал, что она так неосторожна, и страдал, мучительно страдал от ее боли.
В такие минуты она всегда звала маму. Его – никогда.
По утрам они часто ссорились.
Она бегала по комнате, как курица, хлопала дверцами гардероба, вскрикивала где-то на кухне, с грохотом что-то роняла, пока, наконец, не атаковала его, застигая врасплох глупым, ненужным, злым вопросом:
– Отвратительно! Какой же пошлый вкус у тебя! Ты что, не понимаешь, что такие рубашки носят только идиоты и дебилы в психушках?
– А я и есть идиот, с ненормальной связался, – пытаясь сдержаться, он все равно заводился.
– Дальтоник несчастный, вот ты кто. И не спорь со мной, никакой ты не идиот, а блаженный, жизнь, считай, почти прожил, а все впустую.
Обидно, потому что неправда.
Ей – двадцать, ему – тридцать два, и эта разница, быть может, и скажется, когда ему стукнет полтинник, а ей не будет сорока. А до пятидесяти еще годы жить да жить. Хорошо бы с ней.
Но когда он клал ей руку на плечо, пытаясь помириться, тут уже раздавалось со звоном:
– Отстань!
Хлопала дверь, звякали стеклянные трубочки светильника в передней, и казалось, что действительно жизнь живется впустую.
Вечером он приезжал домой с работы, торопясь, пролетал единым духом подземный переход, останавливался, запыхавшись, у двери, успокаивал дыхание и медленно нажимал кнопку звонка два раза.
Она бросалась ему на шею, прижимала его к двери, как распятие, и прятала голову у него на груди.
– Сумасшедший дом, идиотский лифт, – глухо жаловалась она, – хлопает и хлопает, а я слушаю и жду, жду, жду, когда же тебе заблагорассудится явиться.
Она была студенткой строительного вуза, но не фундаменты и крыши составляли ее призвание. Высокие материи волновали ее ум и душу, она писала изысканные стихи:
...кружевом шалей, пышных мехов,
бантов, воланов, воротников,
пеною юбок, блеском страстей,
вихрем желаний и новостей..,
читала их, густо покраснев, еле слышным голосом и с таким волнением, что становилось страшно за ее сердце.
Появилась она в лаборатории, где он работал научным сотрудником, в компании еще двух таких же практиканток, кстати под его день рождения.
В конце рабочего дня сдвинули столы, смахнув с них канцелярскую атрибутику, расставили тарелки с бутербродами, разлили вино по чашкам, стаканам, мензуркам. И завелось после первых тостов веселье, засияли улыбки, рассыпался, как весенний сугроб, смех.
