— Не остынет, так как он — для Вас. Я угощаю.
— Что Вы, господин! Женщине не к лицу выпивка.
— Немножко и женщине можно, — авторитетно заявил Джон.
— Ну, если немножко…
Выглядела она сейчас чистой, аккуратной, спокойной, с умытым от слез лицом. Джон наблюдал, как она готовит грог, и в глазах у него было какое-то странное беспокойство, которое почему-то волновало корчмарку, даже руки стали словно чужими.
— Прошу, посидите со мной, миссис Булль, — предложил Джон. — Если Вы не возражаете, побудем вместе это время, пока никого нет.
— Спасибо, господин, — Элеонора осторожно присела к столу, на самый краешек стула. Руки спрятала под аккуратный фартук.
Джон отхлебнул из теплого кубка и с едва заметной печалью, которую не в силах был скрыть, проговорил, словно размышляя вслух:
— Так что задумал я уйти со службы. У меня для нее, вероятно, не хватает ума и таланта, потому что не могу что-либо понять…
— Не говорите так, господин, все вас любят и уважают.
— Все? — Джон напрасно пытался заглянуть со своей высоты ей в глаза.
— Я это слышала, господин, — опустила ресницы Элеонора.
— Вот о чем я думаю, — Джон кашлянул, потому что голос у него вдруг стал хриплым. — Живете вы здесь одна, с маленьким сыном и служанкой. А в двери корчмы разный народ входит.
— Это — так…
— Взять хотя бы сегодняшних бандитов… Кто испугается одинокой женщины? Каждый ее может обидеть, а то и ославить. Некому защитить одинокую женщину.
— Ваша правда, господин.
— Какой я господин? Говорите мне просто — Джон.
— Слушаюсь, Джон. Но тогда и вы называйте меня Эли.
Джон быстро наклонился к кубку.
— Я вот о чем думаю… Эли, — выжимал он из себя слова, — у меня есть кое-какие сбережения. Думаю, их вполне хватило бы, чтобы корчму перестроить в постоялый двор. И говорю Вам, ни один из буянов здесь и не пискнет!
— Я уверена в этом, Джон.
— Это уж точно! — поднял он голову, довольный заслуженной похвалой. — И маленький Питер меня уважает. А как жить мальчишке без отца? То есть… я что… я хотел сказать… — Джон в растерянности начал краснеть.
— Вы хорошо сказали, Джон, — маленькая рука Элеоноры мягко легла на его здоровенную ручищу.
Джону стало тепло и уютно. Может, от горячего грога…
×××
…Спустя несколько дней сэр Демби, коронер двора ее королевского величества, косноязычной судебной латынью составлял, по сути, оправдательный вердикт для верховной палаты канцелярского суда:
«…и названный Ингрем, боясь быть убитым и сидя в вышеописанной позе между рекомыми Николасом Скирсом и Робертом Поули, так что никаким образом не мог уклониться, защищаясь, и ради спасения собственной жизни, когда же и в том же месте схватился с названным Кристофером Марло, чтобы отобрать у последнего упомянутый кинжал; в той схватке этот Ингрем не мог уклониться от названного Кристофера Марло; и так случилось в той схватке, что названный Ингрем, защищая свою жизнь, нанес тогда в том же месте упомянутым кинжалом, длиной в 12 дюймов, названному Кристоферу смертельную рану над левым глазом, вглубь на два дюйма и шириной в один дюйм; от этой смертельной раны вышеупомянутый Кристофер Марло тогда и на том же месте умер».
