— Правильно сказала, — сказала Серена обмакивая в шоколад кусочек бисквита.
— И еще — что мне надо будет показаться на улице.
Он последовал ее примеру. Хлеб и шоколад.
— Для того, чтобы люди думали… что вы — живы…
Слова не шли с языка. Донья Серена энергично проглотила кусочек.
— Моя сестра до того скудоумна, что не умеет выразить свои мысли. Она хотела сказать не «живы», а «живут», лишь в том смысле, что дом — обитаем. Только и всего.
Но Алекс не сдавался. Французский бакалавр — существо рациональное и методичное.
— Почему же тогда вы требуете, чтобы я пользовался черным ходом?
Устремленный на него взгляд старухи дробился и множился: ее близорукие глаза, будто плававшие за стеклами старомодного пенсне, были устремлены на племянника, но за ними угадывался еще один взгляд — взгляд ее души, сказал себе Алекс, — который при всей своей непроницаемой мрачности все же давал, пусть на краткий миг, представление о том, что в этой самой душе таится.
— Это — загадка, — ответила Серена, проглотив кусок.
Алекс светски улыбнулся ей:
— В сказках обычно загадывают три загадки, донья Серена. А кто отгадает, получит награду.
— И ты получишь, — ответила старуха с неприятной улыбкой.
В ту ночь спал он плохо, несмотря на «легкий ужин». Хватило одного дня на Рибера-де-Сан-Косме, чтобы разыгравшееся воображение принялось терзать его вопросами: «Где я? Что творится в этом доме? Ничего особенного? Что это — страх? Мои вздорные вымыслы? Или что-то такое, чего я не замечаю?»
И казалось, что тетки, подсев с обеих сторон, шепчут ему на ухо: «А что бы ты сам предпочел? Чтобы ничего особенного не было? Или тайну? А может быть, страх?»
Стоило лишь смежить веки, как в памяти тотчас всплыло слово «песадилья», употребленное доньей Сереной. Некрасивое слово — не то что французский «cauchemar» или английский «nightmare». В песадилье слышится несварение желудка, недомогание, недуг… От него веет чем-то нехорошим.
— Что ты хочешь найти в нашем доме? Норму, секрет, страх, тайну?..
Он закрыл глаза:
— Да будь что будет.
И прибавил, словно во сне:
— Выбор — это всегда ловушка.
Буквально через минуту после того, как Панчита-индеанка ушла, Мария Сенайда появилась на кухне. Алекс не слышал ни того, ни другого. Улыбаясь, он наслаждался яичницей по-деревенски. Здесь все ходили на цыпочках, словно парили в воздухе. А он, как бы назло, гремел каблуками по выложенному плиткой полу. И вот что-то хрустнуло. Тонкая плитка не выдержала и треснула. Алекс, чувствуя свою вину, присел на корточки, пытаясь соединить половинки.
