— Оч-чень интересно! И кто так считает?
— Ну, например, профессор Матиас Клейнберг, светило австрийской электротехники, — с нескрываемым злорадством сказал Бестужев. — Мне довелось с ним беседовать, и он прочитал мне целую лекцию, подробно живописав ошеломительные перспективы…
Профессор был несколько сконфужен.
— Ну, если Клейнберг… — проворчал он, сразу поумерив пыл. — Тогда, кто же спорит… — он поднял голову, глаза вновь сверкнули дерзким, вызывающим любопытством. — Алексей Воинович, мне, право же, интересно… Как вы себя чувствуете?
— Я? Прекрасно.
— Нет, я оговорился, неправильно сформулировал… Я имел в виду не вас персонально, а жандармов, охранное отделение, департамент полиции. Я немного представляю себе размах, масштабы и всеохватность политического сыска. И, как учёный, в состоянии анализировать, экстраполировать, обобщать… В ваши папки, картотеки и — что там у вас ещё — должна стекаться вся информация о происходящем в империи. Всё должно быть в ваших прозаических картонных папочках — вся грязь, все прегрешения, всё воровство, начиная с самых верхов. Информация такой полноты и размеров, какую любая оппозиция заполучить не в состоянии. А поскольку я вас считаю людьми умными… Вам не страшно в этих ваших закромах, прекрасно рисующих общую картину? Ну вот так запросто, по-человечески, не выдавая никаких служебных тайн, можете сказать — не страшно ль вам иногда? Вы же всё знаете… Мне вот представляется, что в душе вам порой жутковато…
— Это, простите, исключительно ваши фантазии, — сухо сказал Бестужев. — Нет. Мне не страшно. Не вижу я той самой измышлённой вами грандиозной жути…
Ему хотелось верить, что его голос звучит ровно и спокойно. Очень хотелось верить…
Бахметов, небрежно вертя пустую чарочку, наблюдал за ним с непонятной улыбкой. «Ах ты чёрт, — подумал Бестужев в приступе озарения. — Он же меня изучает, словно холерного вибриона под микроскопом. Умён наш учёный господин, ох, как умён, а кроме того, давненько состоит в партии кадетов, с другими партиями водится, твёрдо намеренными ограничить до предела власть монарха этой их любимой придумкой, „правительством, ответственным перед Государственной Думой“. Мы всю эту публику изучили прекрасно, секретными сотрудниками пронизали сверху донизу, сведений накопили немерено, в отчётах и аналитических записках систематизировали и отразили. Но ведь и они, самые умные из них, должны бы сообразить, что нас изучать следует? Как реальную противостоящую силу? Попадаются в агентурных донесениях намёки, что дело именно так и обстоит…»
