Вперед! На этап!
Куда? Зачем? — Вопросы бесполезны и бессмысленны, на них никто не ответит. Вывели во двор. Весна! Сердце охватил сладостный и тоскливый трепет. Закружила ностальгия, словно кадры кинопленки запрыгали картинки вольной жизни. Вспомнилась деревня, почудился дымок паленой прошлогодней травы, послышались родные голоса. Как будто где-то рядом, за спиной, над мангалом колдовал дед, а чуть поодаль ворчала бабушка…
Но короткой оказалась пленка, оборвалась она быстро. Меня затолкали в зеленую «буханку». Последний раз я ездил на такой лет пять назад в археологической экспедиции. Только в этом УАЗике вместо лавок по бокам навинчены четыре глухих отсека, в один из которых меня заперли. Свет в стакан проскальзывал через узкое отверстие в кузове, скрытое с улицы металлическими «ресничками». Минут через сорок простоя в буханку загрузили еще троих бедолаг с «Матроски». Поехали.
Первая остановка — Бутырский суд. Следующая — Институт имени Сербского. В бойнице зеленого фургона запестрело Садовое кольцо. Проскочили Новый Арбат, Зубовскую площадь и Счетную палату, потом ушли куда-то налево. Снова дворы, шлагбаум, колючка и ребятишки в камуфляже. Однако территория мало походила на тюремную. Белые бордюры, вечнозеленые ели, столики со скамейками, одним словом — «дурка».
Остановились напротив двери с вывеской «Комната психологической разгрузки водителя». Хлопанье дверей и внова круженье вдоль свежевыкрашенных поребриков. Машина встала, мотор умолк.
— Миронов! — раздалось снаружи.
— Здесь, — я стукнул по двери стакана.
Взвизгнул замок, и весна снова издевательски ухмыльнулась нежно-бархатным солнышком.
— За мной иди, — смердящий скотиной лысый и жирный мент в сержантских погонах затопал впереди. Вход в «Сербского» явно не парадный: обшарпанная дверь с фанерными заплатами, узкий коридор, снова дверь, за которой шло броуновское движение врачей, ментов и уголовников. В просторном закутке длинного больничного холла с пятиметровыми потолками располагалась клетка а-ля зоопарк, рядом с которой, уткнувшись в засаленные фуражки, скопом дремал младший сержантский состав. За решеткой уныло жались бедолаги, судя по виду, алкоголики-душегубы, порешившие жен и собутыльников.
Не успел я толком изучить новых соседей, как в горловине холла, словно видение, возникла девушка в наброшенном на тонкие плечи белом халате. Опасливо косясь на ментов, она чирикнула мою фамилию, и тут же раздалось быстрое цоканье ее удаляющихся шпилек.
