— Дай говна, дай ложку, — проворчал Шер, вручая Заздравнову мятый листок с грубо оборванными краями и еле живой шарик. — Значит, в правом верхнем углу: «Коменданту ИЗ-99/1 в скобочках «ДАХАУ». Записал?
— Да-ха-у… Записал… А что это такое?
— Шифр тюрьмы. Теперь следующей строчкой: «Берии Л. П.».
— Знакомая фамилия. Я ее уже где-то слышал. Че дальше?
— От такого-то такого-то. Затем посередине листа большими буквами «Заявление». Готово?
— Ага. — Леша беззвучно шевелил губами, про себя проговаривая каждую прописываемую букву.
— Дальше с красной строки: «Уважаемый гражданин комендант, Лаврентий Палыч! Прошу завтракать меня манной и рисовой кашами в связи с энурезом, сотрудничеством со следствием и активной жизненной позицией. Число, подпись».
— Не торопись, я не успеваю. А последнюю фразу зачем писать?
— Как это зачем?! Чтобы обозначить, что ты встал на путь исправления, что не в отрицалове…
— Слава, а что такое инарез?
— Э-ну-рез — это общее физическое истощение, обусловленное длительным пребыванием в заключении. Ты же длительно пребываешь?
— Длительно.
— Значит, пиши. Написал? Молодец, утром отдашь на проверке.
— А вас кормят кашей? — довольный выполненной работой спросил Заздравнов.
— Кто же нас будет манкой кормить, мы ж на 51-й! Исключительно сечка! Столько сечки съели, что стыдно лошади в глаза смотреть.
— Ну, если че, я могу поделиться своей порцухой, — благородно предложил Леха.
— Не стоит, ты начнешь делиться с нами, мы начнем делиться с тобой, и что получится?
— Что получится? — Леха удивленно округлил глаза.
— Колхоз получится. А где колхоз, там голод. А у меня и так, кроме аппетита, больше ничего не осталось.
— Да хорош, Слава, — запучеглазил Космонавт. — У меня на днях мать должна приехать на свидание и передачу сделать.
— Жены не греют? — спросил я.
— Я с семьями не общаюсь, так, иногда сын один пишет, — вздохнул Заздравнов.
— Сколько ему?
— Пятнадцать.
— Родители твои где живут?
— В деревне под Тулой. У бати пчелы, на зону мне по целому бидону меда привозил.
— Леша погладил жирные губы и полез за сигаретами.
— Сколько можно дымить?! — отследив замысел Космонавта, запротестовал Шер.
— Слава, это вторая за полчаса, — неожиданно для себя стал оправдываться тот.
— Это пятая за десять минут, — не унимался Шер.
— Я и так скачуху тебе делаю, все-таки возраст, сидишь немало. Поэтому заканчивай, — угрожающе прорычал Заздравнов.
— Леша, я еще не начинал! — подскочил Слава, который был вдвое уже и на голову ниже собеседника. — И голос здесь повышать не надо. В тюрьме сидим.
