Франциска поздоровалась с одним полицейским и сказала, поворачивая к Граму свое смеющееся лицо:
– Подумайте, ведь этот человек сватался ко мне! Я часто гуляла здесь и болтала с ним. И он сделал мне предложение. Сын владельца табачной лавки также делал мне предложение. Йенни ужасно бранила меня, – она уверяла, что я сама виновата в этом. Может быть, я и вправду виновата.
– По-видимому, фрекен Винге часто бранит вас. Она, должно быть, очень строгая мамаша?
– Йенни? Нет, строга только, когда это необходимо. Ах, если бы она раньше принялась за меня! – сказала она с глубоким вздохом. – Но, к сожалению, до сих пор никто не был ко мне строг.
Хельге Грам чувствовал себя очень легко и спокойно в обществе Франциски. В ней было что-то мягкое, женственное – в ее походке, голосе, в лице под широкополой мягкой шляпой. В сравнении с ней Йенни Винге казалась ему не особенно симпатичной. Она была слишком самоуверенна, глаза у нее были слишком светлые… и потом у нее был ужасный аппетит. Ческа же сказала ему, что бывают дни, когда она почти ничего не ест.
Как бы продолжая вслух свои мысли, он вдруг сказал:
– Должно быть, фрекен Винге принадлежит к числу тех молодых девушек, которые никогда не теряют уверенности в себе.
– О, в этом не может быть сомнения. Характер у нее есть. Вот посудите сами. Она с юных лет любила живопись. А ей пришлось стать учительницей. Ах, как ей тяжело жилось! Да, теперь этого по ней не видно. Она такая сильная, она сейчас же оправляется. Но когда я впервые встретилась с ней в рисовальной школе, то была поражена ее замкнутостью. Гуннар говорит, что она как бы забралась в раковину. Там мне так и не удалось сойтись с ней. Я познакомилась с ней ближе только здесь. Мать ее во второй раз вдовеет… ее зовут фру Бернер… у нее еще трое маленьких детей от второго мужа. И, подумайте, все они ютились в двух маленьких комнатках. Йенни спала в крошечной каморке для прислуги, она выполняла всю домашнюю работу, в то же время училась и помогала матери, чем только могла. Прислуги у них не было. Йенни была так одинока, у нее не было ни друзей, ни знакомых. Она привыкла в неудаче замыкаться в себе, но зато, когда счастье улыбается ей, она широко раскрывает свои объятия для всех, кто может нуждаться в ее помощи.
У Франциски разгорелись щеки, и она посмотрела на Хельге широко раскрытыми глазами:
– Вы знаете, что говорит Йенни? Она говорит, что во всяком несчастье, которое обрушивается на человека, виноват он сам. И если человеку не удается воспитывать свою волю так, что он является господином своего настроения, то лучше всего ему застрелиться. Так говорит Йенни.
