Едва я перешагнул через порог проходной, как под моими ногами задрожала земля и по улице разнеслись истошные крики:
— Землетрясение! Землетрясение!
В окнах домов и на мостовой метались обезумевшие от ужаса люди. И только одна молодая женщина выделялась среди всех своим олимпийским спокойствием. Она стояла на крыше самого высокого особняка, скрестив на груди руки, и, можно сказать, в упор смотрела на меня. Это была миледи.
Она подняла руку, взмахнула белым платочком. И тотчас послышался гром, такой, как его изображают в театре, — и опять задрожала земля.
Я взглянул себе под ноги и увидел всего лишь в одной тысячной миллиметра от себя трещину, в глубине которой полыхала раскаленная магма. В другое время меня нельзя было бы оторвать от этого зрелища. Но трещина продолжала расти, она угрожала людям, живущим на улице, и мне самому, и я, подавив в себе любопытство исследователя, извлек из чемодана свой сварочный аппарат и мгновенно сварил края мостовой, уже начавшей было разваливаться на две половинки. Земля начала вновь остывать в этом месте, как уже было раз, в эпоху ее зарождения.
Увидев, что я цел и невредим, миледи сплюнула от досады. Но мне невольно пришлось отдать должное ловкости, с которой она сумела направить против меня могучие силы стихии.
Миледи тем временем пришла в себя, снова подала знак Природе, и снова раздался гром. Тотчас зашатались дома, заскрипела мостовая, раскалываясь на две части прямо у моих ног. Но, как и в первый раз, я бросился к трещине и мигом заварил ее.
Тогда миледи взмахнула платком в третий раз, и все повторилось сначала. Она подавала знаки, но я каждый раз оказывался ловчее стихии.
Так шаг за шагом я продвигался по улице, сваривая ее и не давая разойтись в разные стороны мостовой, продвигался, пока не дошел до конца ее и не увидел мужчин, рубивших улицу огромным топором.
На мужчинах были ливреи с гербом миледи. А один из них, одетый дворецким, временами важно колотил молотком в жестяной лист, подвешенный к уличному фонарю, будто созывал на обед гостей.
Ливреи самозваных плотников уже потемнели от пота, а сами они устали настолько, что еле стояли на ногах. Заметив меня, наемники бросили топор и разбежались по всему Парижу.
— Эх вы! — крикнула миледи в сердцах и, растоптав свой платок, скрылась на чердаке.
А я покачал головой, подумав, насколько хитро было устроено покушение на этот раз. Теперь миледи могла все свалить на Природу, которая оказалась вовсе ни при чем.
