Соглашались на том, что надо быстро причалить к берегу, сбросить подмостки и вступить в бой...
Легко сказать - "вступить в бой". Пока подплывали бы к берегу неприятель всех мог перекосить пулеметным огнем: ему из камышей прекрасно видно, как на баржах вплотную, кучно расположились наши бойцы.
Они тоже не спали; теперь, когда отъехали от Славянской, уже в пути, командиры объясняли им предстоящую операцию со всеми ее трудностями и опасностями, которые только можно было предвидеть. Где уж тут было спать в такие ночи не до сна; глаза сами ширятся, и взоры вперяются в безответную тьму.
Прижавшись друг к другу, они во всех концах вели тихую прерывистую беседу:
- Холодно...
- Дуй в кулак - жарко будет.
- Дуй сам... Вот он как дунет - пожалуй, и впрямь отогреешься. - И красноармеец кивнул головою на берег, в сторону неприятеля.
- Близко он тут?
- Кто его знает... Говорят, везде по берегу ходит... Да вот тут, в камыше, лежит... Наши уехали искать...
- Кондра уехал?
- Он. Кому же? Все дыры тут знает...
- Парень - голова...
- Ну, куда ты... Мы с ним еще на ерманском были - три Георгия и тогда приплодил.
- Надо быть, нет никого - тихо что-то...
- Али тебе орать будут? Вот чикнут с берега - и баста.
- Нет, говорю - от Кондры ничего не слышно.
- Как же ты услышишь? Ироплан, што ли, прилетит?
- А что это иропланов, братцы, нет нигде?
- Как нет! Летают... Они за городом лежат, а летают, когда солнце чуть восходит - оттого и не видишь.
- Вот что... А отчего это они летают?
- Кто их знает; пару, надо быть подпускают.
- У тебя табачок-то с собой?
- Да курить нельзя; тебе же ротный говорил.
- И верно... А в кулак, - я думаю, - пройдет, не видно.
Запротестовали сразу три-четыре голоса. Курить не дали.
- Скоро подъедем?
- Куда?
- А где вылезать надо.
- Как станет - значит, и подъехали.
Такие короткие, сдержанные разговоры шли на всех баржах.
Один вопрос цеплялся за другой - часто совершенно случайно, от слова к слову...
Все так же тихо, почти бесшумно плыли во тьме караваны судов. На заре, когда еще густым облаком стоял тяжелый речной туман, первый пароход причалил к берегу... Одно за другим подходили суда и врезались в прибрежные камыши и высокую траву.
До станицы оставалось всего две версты. Зарослей на берегу не было, и открывалась широкая поляна, где удобно было разгрузиться и строить войска. Знатоки этих мест говорили, что более удобной пристани для разгрузки не найти, что эта поляна - единственная на всем протяжении от самой Славянской.
