Когда двери спальни наконец захлопнулись перед носом почетной стражи, предоставляя любопытствующим возможность убедиться в отсутствии щелей, Конрад, вмиг позабыв о всякой помпезности, сграбастал в объятия прелестную супругу и принялся осыпать поцелуями ее лицо, шепча:
— Моя, наконец-то моя!
— Твоя, — обреченно соглашалась Никотея, досадливо пытаясь отвернуть губы от поцелуя и выставляя вперед руки в попытках освободиться.
— Ну что еще? — Конрад нахмурился и разомкнул железный захват. — Теперь, когда я твой муж, что еще?!
У Никотеи быстро-быстро застучало сердце. Она видела непреклонного в своих желаниях опасного хищника, готового растерзать и сокрушить любого, кто будет стоять на пути к намеченной цели. Сейчас это был не влюбленный мужлан, последние месяцы не сводивший с нее глаз и выполнявший любую прихоть, — сейчас он был хозяином и требовал покорности.
— Погоди, Конрад! Погоди, милый, — тихо, задыхаясь от волнения, остановила его знатная ромейка. — Я хочу поговорить с тобой… о важном.
— Что сейчас может быть важнее этого. — Герцог протянул руку к ней и легко, точно ромашку, сорвал золотую, украшенную сапфирами, фибулу, стягивающую ворот ее платья.
— Погоди! — довольно резко проговорила она, пытаясь удержать распахнувшийся лиф.
— Завтра, все разговоры завтра! — Конрад отстранил ее руку и запустил пятерню под одежду.
Никотея отдернулась:
— Если бы Господь наказал меня, дав в мужья конюха, если бы в моих странствиях какой-либо разбойник силой овладел мной, я бы скорбя, но безропотно снесла это. Но Всевышний сделал моим супругом герцога Швабии, точно так же, как меня он сотворил принцессой из дома Комнинов и законной наследницей константинопольского престола. А потому, мой дорогой супруг, прежде чем ты взойдешь со мной на брачное ложе, я желаю, чтобы ты поклялся, что не будешь знать покоя и отдыха, покуда не объединишь в нашем роду венцы как Западной, так и Восточной империй.
— Но… — несколько ошарашенный услышанным, начал Гогенштауфен, — даже один из них добыть будет весьма непросто. Хотя, как тебе известно, я намерен потягаться за императорский трон.
— Доверься мне. — Никотея успокаивающе погладила нежными пальчиками щеку герцога. — Доверься и чти во мне не бессловесную наложницу, а императрицу. Ты станешь вторым в этом мире после Господа.
— Я клянусь, — обескураженно произнес Конрад Швабский.
— Я знала, милый. Знала и верила тебе, — проворковала Никотея с той же интонацией, с какой шептала подобные фразы персиянка Мафраз, рассказывая свои бесчисленные сказки. — Обними же меня, мой повелитель!
