Злодей, свершая грех, себе творит тюрьму,
И, тайны не познав, уходит вниз, во тьму;
Предательство, убийство, ярый гнев
Себе темницы строят, свет презрев;
Лишь только смерть исполнит приговор,
В застенке тать откроет мутный взор,
С ним злодеяние его, как верный пес:
С Сеяном – змей, с Тиберием – утес.
[40]Не ведая вины, стремится в бездну тать.
Он побледнел бы, если б мог узнать
В убитом облик свой. Неистовый тиран,
Всех угнетая, для себя кует капкан —
И он защелкнется в глубинах вещества.
Могилы – дыры в сите естества,
Откуда – темный сев покрытых мглой полей —
Летит зловещий вихорь душ.
Любой злодей
Чудовище рождает в миг кончины,
И монстр его влечет, и не избыть кручины,
В крутую гору заключен Немврод,
[41]Когда Далила
[42] под могильный свод
Нисходит, лживая душа вползает
В змею, а Фрина
[43] жабой оживает;
Тот скорпион, кому скала – темница,
В объятиях Эгисфовых
[44] царица. […]
Казнится, в трепет страха заключен,
Живой кошмар с себя стряхнул бы он —
Но нужно, чтоб он был ужасен и казним.
О тайна! Тигр бы сжалился над ним:
Ведь на спине, где быть могли крыла,
Тень вечной клетки свой узор сплела.
Есть связь незримая меж черным эшафотом
И ворона зловещего полетом…
Виктор Гюго. «Созерцания» (1856)
