Ромелия беспокойно забегала взад и вперед по своим комнатам. Если бы Пила была, по меньшей мере, предоставлена ей в услужение и стала бы ее личной рабыней, то она могла бы ей отомстить, однако Валериус следил за тем, чтобы она не могла добраться до Пилы. Это если Валериус был дома, а если его не будет?..
Ромелия схватила прут из орехового дерева и несколько раз испытующе взмахнула им. Внутренне она кипела от гнева, и ее гнев должен был наконец вырваться наружу.
– Пила! Где Пила? – закричала она, и рабы ее испуганно сбежались.
– Она лежит в своей комнате, госпожа, она еще очень больна, она не в себе, – ответила Друзилла.
– Что? Больна? Она ленива. Она хочет валяться в постели, подобно шлюхе, но это у меня не пройдет. Я покажу ей, что значит меня разгневать.
Быстрыми шагами Ромелия заторопилась по коридорам к помещениям, где жили рабы. За ней в отчаянии следовала по пятам испуганная Друзилла.
– Госпожа, я прошу тебя, побей меня, но не Пилу, она ничего не сделала.
– Именно потому, что ничего не сделала, она и получит трепку, а откармливать у меня в доме можно только свиней и гусей.
Разъяренная госпожа с силой рванула дверь комнаты и увидела Пилу на постели.
– Вот она, разлеглась, ленивое отродье, а ну вставай – и за работу!
Она схватила Пилу за волосы и вытащила ее из постели. Пила рухнула на твердый каменный пол комнаты. Обороняясь, она закрыла руками голову. С силой, которую нельзя было предполагать в изящной Ромелии, та ударила прутом по руке Пилы. Тут же на ее светлой коже показались красные полосы. При четвертом ударе потекла кровь.
Вероятно, она и дальше продолжала бы избивать Пилу, если бы раб не доложил ей о визите Флавии.
– Что ей нужно здесь? – спросила она с видимым безразличием и бросила прут в угол. С глубоким презрением Ромелия посмотрела на лежавшую на полу Пилу.
– Приведи в порядок свою одежду и свои волосы и будь готова прислуживать гостям. Я приму Флавию, и ты должна присутствовать при этом.
Пила все еще лежала на полу, ожидая дальнейших ударов. Руки у нее горели огнем. Но еще сильнее была боль от унижения, которое ей пришлось испытать от этой жестокой, суровой женщины, возненавидевшей свою рабыню.
Друзилла присела рядом с ней.
– Давай, поднимайся, мы все должны терпеть такое. Боль пройдет.
Пила подняла лицо, и, к удивлению Друзиллы, в нем была лишь холодность. Ледяная решимость.
– Она мне еще заплатит за это, эта римская ведьма, я ей еще переломаю все кости в ее тощем теле. Так же верно, как меня зовут Зигрун, я отплачу ей за весь позор моего рабства.
