Лена резко повернулась в его сторону.
– На что вы намекаете?
– А намекает он на то, уважаемая Елена Петровна, – невозмутимо подхватил Бабкин, – что тогда ваше заявление было липовым. Никто вас не насиловал, а обратились вы в милицию для того, чтобы сорвать побольше бабок с родителей вашего одноклассника, которого вы бездумно обвинили в столь тяжком преступлении.
Лена порывисто встала. Несколько секунд глядя в сторону, молча покусывала губы, затем обратилась к Андрею:
– Я лучше пойду. Извините, что оторвала вас от работы. Я знала, что после того заявления мне никто не поверит… – Горько усмехнулась и с каким-то надрывом добавила:
– Самое обидное то, что на этот раз я ничего не придумала!
Старый, хромой козел в самом деле взял меня силой! И в самом деле предлагал мне стать одной из его девочек…
Не договорив, Лена порвала заявление и, зажав в кулаке обрывки, бросилась к выходу. Опешивший Андрей пытался остановить ее, но было уже поздно, Стрекоза хлопнула дверью, даже не попрощавшись. Из коридора донесся цокот ее каблучков.
Когда он затих, в кабинете воцарилась гнетущая тишина, которую нарушил Бабкин:
– Огонь, а не девка! Ей бы не в комке торговать, а в театралку поступать.
Такой талантище пропадает! Сама Раневская позавидовала бы!
– А не пошел бы ты… сам знаешь куда! – в сердцах выругался Андрей. Что бы там ни говорили Бабкин с Калиной, Лене он верил. Может, два года назад ее и впрямь черт попутал, но нельзя же судить о человеке по однажды сложившемуся стереотипу.
Чтобы успокоиться, он принялся перекладывать на столе папки с документацией.
Ему вдруг страшно захотелось написать заявление об уходе и сегодня же сунуть его под нос Бухвостову. Работа в уголовном розыске не приносила ему ни малейшего удовлетворения. Здесь царили свои нравы, и он чувствовал себя лишним в этом муравейнике.
– Ты, начальник, не обижайся, – подал голос Калина, – эта девчонка не простая штучка. Мозги у нее в самом деле работают на пятерку с плюсом. Знаешь, что она учудила два года назад?
– Не знаю и знать не хочу! – отрезал Андрей. – Идите работать.
– Нет, ты послушай, – стоял на своем Калина. – Мать у нее алкоголичка, денег вечно не хватало, а девчонке хотелось выглядеть не хуже других. Вот она и придумала аферу с вымогательством. Дала своему однокласснику, а потом разорвала на себе платье, наделала ссадин и синяков и к нам. Орет: «Меня изнасиловали!», в глазах слезы, губки трясутся… ну прямо как сейчас. Я был молодой, необстрелянный, попался на удочку. Как говорится, проникся ее бедой. Завел дело, послал Стрельцову на медэкспертизу.
