— Есть сведения, что жандармы засылают своих людей в кружки самообразования. Имена некоторых провокаторов уже известны, их сообщают из Петербурга наши друзья. Именно благодаря провокаторам так часты провалы и аресты. Так что ни с кем особенно не откровенничай. Мы должны извлечь уроки из этих арестов…
— Ты что хочешь сказать?
— А то, что мы должны создать свой кружок, но действовать более осмотрительно.
— Я готов, Людвик, но кого еще ты думаешь привлечь в наш кружок?
— Мы должны поговорить с Козерским и Трочевским…
— И с братьями Домбровскими. Я хорошо знаю обоих — и Вацлава, и Игнация.
— Правильно. Люди надежные. А что ты думаешь о Центнаровиче?
— Центнарович не годится, — пылко возразил Феликс.
— Почему? — удивленно спросил Людвик.
— Он слишком неравнодушен к своей внешности, чтобы стать революционером.
Савицкий расхохотался.
— Ну и рассмешил ты меня! Вспомнн-ка Пушкина. «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей». А Робеспьер, а Сен-Жюст?
— Хорошо, — смущенно сказал Феликс. — Я снимаю свое возражение. А что ты скажешь о Пацановском, о Гандельсмане, о художнике Барановском?
— Стас и Вацлав, по-моему, люди неглубокие, к тому же позеры, а Барановского я знаю очень мало. Угрюм, замкнут, но, кажется, человек серьезный. Надо поговорить по душам…
— За Пацановского я ручаюсь, Людвик, — твердо сказал Феликс, — а насчет Гандельсмана решай сам.
— Ладно, — согласился Савицкий, — подумаем. Но будет правильно, если мы пригласим в кружок рабочих…
— У тебя есть знакомые?
— Да. Есть надежные ребята. Особенно двое — Ян Пашке и Михал Оссовский. Это для начала, а там посмотрим. И еще, Феликс, я хочу, чтобы ты прочитал вот это… — Савицкий снял фуражку и вынул из нее несколько тонких листков бумаги с густо отпечатанным на них текстом.
— Что это? — холодея от восторга, спросил Феликс.
— Программа польских социалистов.
— Как она к тебе попала?
— Это вопрос несущественный, — неопределенно ответил Савицкий. — Впрочем…
— Можешь не говорить, — перебил его Феликс, — я и сам знаю, его передал тебе Казимеж Пухевич. Мне Плавиньский говорил о нем.
— Да, ты прав, — просто сказал Савицкий. — И тебя, конечно, нет нужды предупреждать, что все должно остаться между нами.
