– Ах, – махнула госпожа Айхенкранц, – тоже пьет. Возьмет бутылку пива, – она указала рукой в сторону лавки, – и всю выдует. Разве я могу уследить за ним? Разве могу уследить за каждым его шагом? Конечно, водкой я не торгую. Хотела, но мне не разрешили.
– Вот видите, – кивнула госпожа Моосгабр, – Везр тоже пил. С восьми лет. А пиво – и того раньше, с восьми лет водку пил. А приходит ваш домой поздно?
– Поздно, – кивнула госпожа Айхенкранц, – когда кладбище закрывают, он попадает домой с другой стороны. Входит в ту заднюю дверку, что вы видели в кустарнике, он ее легко открывает. У него есть ключ. Но на кладбище, после того, как его закрывают, он никогда особенно не задерживается, самое большее, может, часок, а зимой и того меньше, когда рано темнеет, он боится там оставаться. Но зато в парке ему хоть бы хны. Бродит по парку до самых сумерек. Приходит уже в сумерки или совсем затемно.
– Вот видите, – кивнула госпожа Моосгабр, – и Везр то же самое. Шлялся после семи. Ходил к реке под мост и приходил совсем затемно. Мадам, а он у вас немного… не приворовывает?
– А как же, – вздохнула госпожа Айхенкранц и прошлась ладонью по черным локонам, – наверное, и такое случается. Точно, конечно, трудно сказать, точно, конечно, не скажу, разве я могу за ним уследить, может, оно и случается… – госпожа Айхенкранц посмотрела в сторону лавки, на старые искусственные цветы, свечки, фонари и ленты – в дверь кухни все было хорошо видно, – откуда мне знать, где он все время мотается, куда ходит, мне что же, только и ходить за ним по пятам и не спускать с него глаз?
– Вот видите, мадам, – кивнула госпожа Моосгабр и отпила еще немного пива, – и Везр тоже воровал. С малолетства. Воровал все, что под руку попадало, и деньги воровал. У меня тоже, мои единственные сбережения. Так что все один к одному. А что ждет вас впереди, когда он вырастет, вы даже не представляете. Лишь бы вам из-за него не сойти с ума или руки на себя не наложить. Знаете, я в Бога не верю. Когда была маленькая, я молилась, но один приказчик, не то посыльный, отсоветовал мне, и с тех пор я не молюсь. Верю в судьбу. Все это судьба: и что я вообще имела этих детей и что на свою беду хотела их иметь, теперь судьба карает меня. Но я, мадам, знаю многих…
Внезапно госпожа Айхенкранц вскочила со стула и торопливо сказала:
– Вы знаете многих, мадам, вот мне и пришла в голову одна мысль. Скажите, пожалуйста, – она провела ладонью по черным локонам, – раз вы знаете многих, то, может, и некую Мари Каприкорну случайно знаете?
