— Нет, — сказал Труть, — выключить его нельзя. Я тебя обманул.
— Неужели никак нельзя вернуться?! — отчаянно воскликнул Зудов, всё ещё не веря, что это происходит с ним сейчас — здесь, в нормальном туалете нормального звездолёта, летящего к вполне реальной Луне.
— Вернуться вообще-то можно, — вдруг сообщил Труть, — но шансов почти нет.
— Как?!!!
— Ты не можешь выключить «хроник», но ты можешь его передать. Другому существу. Но оно должно быть из реального мира. И…оно должно захотеть его принять от тебя. Иначе ты его не передашь.
— Но как его передать, как?!.. Ведь он теперь…растворён во мне!..
— Не знаю, — сказал Труть. — Но ты будешь это знать. Если найдешь такое существо. Реальное. И если оно захочет.
— А…А хоть кто-нибудь вернулся? — с последней надеждой, тихо спросил Зудов.
— Нет, — жёстко ответил Труть.
— Но за что вы сделали это со мной, за что?!.. И почему?!..
— Извини, Захар Захарович, бизнес — жестокая вещь. Ты же подписал бумаги?
— Я? — вспомнил Зудов. — Доверенности Никитке…
— Это были не доверенности. Ты искал старика, искал покойника. И ты его нашёл. Это — ты. Завтра мы возьмём огромный кредит в банке и отошлём его на твоё имя, договор заключён, там стоит твоя подпись. Ну а ты…Тебя теперь не найдёт милиция всей Вселенной. Ещё раз тебе повторяю: прости, друг. Я не хотел. Но эта ситуация была слишком заманчива. Ведь ты даже не умер. Более того — ты существуешь. А вот где…
— Будь же проклят, старый педрила!.. — вскричал Зудов. — Клянусь, я вернусь, и яйца тебе оторву, и младенцу твоему недоёбаному…
— Желаю удачи, — надменно сказал Труть. — Конец связи.
Захар Захарович Зудов ошарашенно вышел из туалета и медленно направился к своему креслу. Он ничего не мог ни думать, ни воспринимать; его сознание словно совершенно зашкалило от только что полученных ужасных новых знаний и чудовищного коварства своего начальника, которое он просто не мог вместить в разум и душу, настолько это было чрезмерно и страшно. Или же всё это было просто жестокой шуткой? Ведь мир есть мир, Зудов есть Зудов, время есть время; есть жизнь и есть смерть, и больше ничего быть не может. Ничего. Ничего! Ничего!!!
Звездолёт продолжал лететь к Луне, и в его салоне было тихо, как в одиночной камере.
— Ты уже? — спросила стюардесса Таня, весело стоящая в проходе. — Сделал свои дела? Готов?
Она призывно улыбнулась и игриво ущипнула себя за коричневый, морщинистый, волосатый сосок у себя на подбородке, прямо под нижней губой.
