Снова последовала небольшая пауза.
— Вы знаете… — опять серьёзно-печально проговорил Труть, — такие исключения действительно бывают. Медицине они непонятны, да и встречаются, кажется, в одном случае из миллиона…Но вы не отчаивайтесь, а главное — проверьтесь! Впрочем, вам это самому будет сегодня же ясно: дело в том, что при заражении «вич-пираньей» буквально в первый же день изменяется, извиняюсь цвет экскрементов. Они становятся такими…как бы вам лучше объяснить…ярко-бордовыми! Так что, езжайте сейчас в ближайший туалет, ну, или не сейчас, а когда…это, ну…возникнет естественная потребность, и внимательно изучите свои какашки. И тут же сообщите мне — а я постараюсь что-нибудь придумать.
— А что можно ещё придумать?! — обречённо вымолвил Захар Захарович.
— Ну…Все конечно знают, что этот штамм — неизлечим, но последние исследования…А доктор, который делал вам телефон и «хроник», всегда всё знает…И мне он никогда не откажет…
— Вы это серьёзно, или просто меня утешаете? — с трепетом спросил Зудов.
— Что вы!.. Конечно же, совершенно серьёзно! Ну а если вас удивляет, откуда я всё. это знаю, то некоторая особенность моей…любовной жизни, как бы это лучше высказать, ну, заставляет меня быть в курсе всех этих дел! Так что, постарайтесь пока выкинуть всё это из башки и спокойно работайте дальше. Про подпись Палтуса я вас и не спрашиваю даже — это такой жук, что…Поезжайте в другой дом престарелых! Хотя, вы, наверное, уже и смотреть на них не можете! Ну попробуйте что-нибудь ещё, из того, о чём мы с вами говорили…Да, ну вы даёте!.. Работничек! Только взялся за дело — не только никого не окрутил, так его и самого ещё заразили…Просто курам на смех! Ладно, извините, просто не мог сдержаться; главное — не волнуйтесь! А как увидите свою какашку — сразу звоните мне! Ну всё, пока, у меня тут Никитка прямо весь извертелся, сейчас пойду ему «а-та-та» сделаю! Ну — чао-какао!
Труть отсоединился.
— Чтоб ты сдох, стервец, со своим Никиткой! — раздражённо выпалил Зудов. — На всё насрать человеку, кроме своей…плоти! Попробуй мне, сука, не найди лекарства, точно тебе капну крови в кофе!! Ладно, делать нечего, будем надеяться на лучшее. Ну и куда теперь? Нет, с живыми у меня чего-то не выходит, поеду-ка я в морг!
Зудов отупело завёл машину и покатил по улице.
Вокруг него ничего не изменилось. Москва не верила слезам — совсем, как муж не верит лживым женским глазам. Всё везде толклось, куда-то пробивалось, устремлялось, словно стараясь найти несуществующий выход из установленной с начала света упорядоченной хаотичности; бурлящая статика всевозможных человеческих проявлений казалась в какой-нибудь миг столь омерзительной, что её хотелось выблевать всю без остатка, словно некий однородный полуживой, копошащийся ком из протоплазмы, стали и камня; в каждом отрезке выданной для ощущений реальности виделась единая олигофрения этого мира, торопящегося поскорее закончить какой-нибудь иллюзорный конец — шага, покупки, акта, чтобы начать очередное, точно такое же, начало; и даже небо было серым, как секунда, и даже мусор был разноцветным, как спиртные напитки в ларьке. Каждый, кто зовётся Жора, не живёт без тренажёра. Ну а если вы не Жора, как же вам без тренажёра?… Бывали разные эпохи и времена, но сейчас наступила эпоха Жопы и Прокладки. Жопа — это то, что нас объединяет; прокладки сделают наши деньги золотыми. Нас всех знаем мы все. Кое-что вам известно из ваших нужд, но уж основную часть вашей жизни предоставьте нам. Кому это — нам?… Мы — это вы, только более осведомлённые, особенно в будущем — и в далёком, и в близком. Поэтому, предоставьте нам львиную долю своей жизни, а главное, массируйте каждый раз во время еды свою попку специальным приспособлением «Казюкас», и вы подойдёте к завершающему мигу вашего бытия свежими, без перхоти, без живота, хорошо отдохнувшими и неизменно результативно потрудившимися, а главное, с жевательной резинкой «Ковырялка» во рту — ведь её жуёт сам Бог, и это будет вашим пропуском в рай — туда, где будет ещё больше мыла, кухонных ножей и пятновыводителей, и это будет вечно.
