Однажды он опять лежит на своей красной кушетке и закуривает четвертую сигарету. Он зевает, глядя в окно. Везде такая скука и одиночество. Он хочет быть андрогином, но знает, что это трудоемкий религиозный процесс. И любовь все равно остается и теряет лишь свою конкретную воплощенность, словно человеческое существо, явившись на свет божий в виде ребенка, готового жить и переживать, вернулось снова к исходной точке, а именно — к мужской потенции. Ведь материя в принципе может перейти в чистую энергию, и теперь он чувствует себя перенаполненным своей личной любовью, которая раньше была адресована объекту, и любовь тяготит его, словно неосвобожденные кишки. Он зевает и пытается привыкнуть к этому неопределенному энергетическому состоянию, которое вызрева ет в нем на манер дурной болезни, которую все равно придется лечить, потому что она еще проявит себя. Потом он с ненавистью плюет в потолок и закуривает снова.
Рядовой Левин вместе с рядовым Сергеевым запираются в кладовой солдатской столовой, куда улыбающийся повар-ефрейтор Газелин приносит готовое наркотическое вещество, собранное по ночам на цветочных грядках трудолюбивыми солдатами, которые, словно пче перелетая короткими перебежками, чтобы не заметил злой офицер, с одного мака на другой, добывали ценный опиум, нужный их душам и телам для отдыхновения от дел ратных. Сергеев приготовил «черную» в солдатской кружке, а Газелин проследил. Левин был пригл ен в качестве любителя. — Кушать подано! — сказал Газелин, предъявляя также общему взору прокипяченный шприц с одной единственной дефицитной в рядах Советской Армии иглой.
После этого Левин обнажает свою мускулистую рядовую руку, и Сергеев делает ему укол в вену.
— Ax! — говорит Левин, чувствуя приход, и прямо-таки оседает на какой-то стул, дрожа от удовольствия. Щеки его розовеют, и он говорит:
— Отлично получилось!
После этого колются Сергеев и Газелин. Потом они расстаются, Левин идет выполнять какую-то очередную работу, которая была ему приказана, и чувствует себя превосходно. Но потом, в процессе работы, у него вдруг резко начинает болеть голова. За головой — живот. А тут и температура поднимается. Левин сперва не обращает внимания на эти явления, но потом понимает, в чем дело.
— Идиоты! — говорит он. — Они сделали грязное вещество!
"Так. Главное — спокойствие, — думает бедный рядовой Левин, уже не в силах пошевелить ни единым членом тела, — в таких случаях нужно быть спокойным. Ничего не поможет. Есть только два варианта: или я умру, или организм справится с инфекцией, и все про йдет".
