Бабушкин сундук | страница 5
Вот, вспоминаю, и радуюсь: наш папа был человеком деятельной, христианской любви к ближнему. Дай Бог ему вечный покой и царство небесное!
Сан Франциско, 1963 г.
ПЕРЕЕЗД
Отец мой, кряжистой складки человек, поверил какому-то маклеру, вложил деньги в мертвое дело, с треском их потерял, ругался, платил по векселям, еще ругался, наконец объявил неутешной матери:
— Поедем в Юрьевку!
— Зачем?
— Там Клюшниковское именье, оно так запущено, что хозяин три года ищет управляющего!.. Никто не держится!.. Приедет — и уедет!..
— “На тебе, Боже, что мне не гоже!” — возразила она, — ты что, лучше других?..
— Конечно!.. — рассмеялся папа, — да вот и Юрка — помогать будет! — сказал он, хлопнув меня по плечу, — правда, Бублик?
— Правда… ответил я, — а там речка есть?
— Не знаю, — сознался он, — ну, да это — пустяки, сделаем!
И целыми днями я ходил зачарованный, думая о предстоящем путешествии в Сорокопановский край, в Юрьевку, и о том, как будем делать речку.
Клюшников оказался человеком податливым, и дело было быстро слажено. Отец получил деньги на перевозку и первоустройство, а дальше нужно было самим размышлять.
— Да откуда ты их возьмешь?! — разубеждала мать, — подумай!.. Если другие — не смогли….
— Бублик! — серьезно сказал мне отец, укладывая чемодан, — поедешь со мной?.. Сначала мы, а потом мама и остальные. Идет?
— Неужели?! — обрадовался я, — конечно, папа!
— Ты что еще выдумал?! — сердилась мать, — куда ты поедешь с ребенком?
— Поедем, и — больше ничего! — заявил папа, — мы с Бубликом — сила! Робинзон ведь ездил!
— И еще как! — подтвердил я.
Все рассмеялись, и в конце концов мама согласилась.
На заре меня разбудили, одели, усадили в зеленую, раскрашенную розами бричку, и мы покатили, напутствуемые солнцем, причитаниями старой няни и лаем двух собак, к сожалению, оставшихся до последнего дня.
Дорога шла полями, увалами, над которыми плыло апрельское тепло, и стоял птичий свист.
Лошади фыркали, мотали гривами, бойко выстукивая копытами по мягкой, еще сыроватой земле,
По зеленой траве, в голубой бесконечности ходили овцы, черные пастухи снимали шапки, кланяясь отцу. Здоровались и встречные мужики, знакомые еще с детства. Кое-кто останавливался, заводил длинные разговоры.
К обеду мы были у Днепра, а когда стало садиться солнце, подъехали к пристани, полной народа, телег и лошадей.
Через час пришел и пароход, раскрашенный белой с черным краской и снабженный тонкой и высокой трубой, из которой нещадно валил дым.