Там уже сидели Овинник с Погребником, а в углу Соломенник, и у окна, сняв паутину рукой, садился Огородник.
— Здоровы, братцы, — сказал Домовой входя. — Как там, все в порядке?
— Здрав — желаем, батя Домовой, — хором отвечали они. — Как твоя милость изволит поживать?
— Да ничего. Вот Горешного привел, на Овинника обижается.
— А чего это? — отозвался Овинник. — Чего ему не хватает?
— А баклажаны помнишь?.. Слопал ведь.
— Какие баклажаны? Да отродясь… и не видал даже.
— А прошлый год-то забыл?
— Да кто ж в Новом Году старый год поминает?
— Ну-ну, братцы, чего там, — вмешался Соломенник. — Кто старое помянет…
— Тому глаз вон, — подхватили, смеясь, остальные.
— Здорово, братцы. Роду-Рожаницу поклон низкий. Старым дедам — почтение, а гостю — угощение, — поклонился, входя, Конюшенный. — От коней наших — тоже поклон. Говорят, травой свежей запахло.
— Заходи, заходи, брате. Да затворяй двери поскорей. Холодно. И то, спасибо, месяц светит, так обогрелись, а то — чистая беда.
Через окошко, правда, светил яркий месяц, и лучи, в виде костра, падали посредине предбанника. Вокруг этого места и сидели все домовики.
— А где Коровник, Птич, Золич? — спросил Домовой. — Где прохлаждаются?..
— Пошли за Зерничем, а тот все зернышки считает, работает с самых Спожин без отдыху, на вопросы не отвечает, рукой машет, — некогда, мол.
— А Коренич где?
— В погребе, корешки перекладывает.
— А кота Ваську не забыли? Приглашали?
— Думали, да никак не придумаем. Ежели Жучка увидит, так сейчас же на него и накинется, как быть?
— А вы — Ваську угостите, и спать ушлите, а потом уж Жучку.
— Так бы это и было, ежели бы Васька… Вор ведь. Он — не то чтоб рыбью головку, нет, он тебе всю рыбу сожрать хочет…
— Ну, добре. Подождем остальных.
— Подождем-то, подождем, да почему бражки не выпить? — громким голосом возразил Конюшенный. — Коровника все нет, а мы что ж? Так, зря сидеть?
— Добре. Наливай Овинник. Попенестей.
Тот налил каждому по полному березовому корцу.
— Эх, знатно, — потянул пену первый Домовой. — На чистом сене заварена.
— На сене с ржаной соломой. Три дня хозяин раскаленные голыши в бочку кидал, а когда брага наварилась как надо, сухого терну положил, да ячменя пророслого, да жита, в печке прожаренного, а после — меду, хмеля, да смородинного листу, а когда устоялось, дрождей, да изюму сухого, да вишен…
— Ну, так это ж тебе не простая брага, а Суряница будет, — с восторгом воскликнул Соломенник, стукая пустым корцем по столику. — Слава хозяйке с хозяином. Наливай еще.
